Снимаем маски!

[Старший мороз]

Итак, у нас четыре текста и два арта в качестве подарков.
В комментариях можно признаться, кто скрывался за масками и разобрать тексты с картинками.

Ребятки, которые еще вдохновятся заявками, пишите, поставим ссылки на ваши работы!

---

Список готовых подарков!

[Секретная Елочка]

АРТ от Белки Попрыгуньи для Вкусной сосульки
АРТ от Вкусной сосульки для Чебурашки
ТЕКСТ от ПинкДрэгон для A.Zimova
ТЕКСТ от Ёлки-Палки для Крокодила Гены
ТЕКСТ от Хлебники для Бороды из ваты
ТЕКСТ от Крокодила Гены для Белки Попрыгуньи

Ребята, которые не успеют прислать подарки ко второй очереди до 7 января, могут еще успеть приготовить сюрприз к Старому Новому году!
После чего будет открыта тема, где авторы подарков смогут снять свои маски.

---

Подарок от Крокодила Гены для Белки Попрыгуньи

[Секретная Елочка]

...которая хотела русреал, гопник-гомофоб и гей (не фиялка, нормальный парень), НГ и так вышло, что оба остались не при делах) не сложилось ни у одного, ни у другого с компаниями, или же почему-то все планы расстроились) они случано встретились где-то на улице) как они проведут время - на усмотрение автора, главное, чтобы янигей гопкник плавно превратился в гея банально, да, но очень хочется) хэ обязателен))

Параллельная реальность

- Эй, слышь, парень! Прикурить есть?
Прохожий остановился, оглянулся, словно очнувшись.
- Нет.
- А если найду?
- Ищи.
Рома вскочил с кованого заборчика, где уже четверть часа морозил яйца, обошел прохожего и остановился перед ним, прищурившись. От парня веяло тоской и безысходностью. Рома сплюнул.
- Да я пошутил типа. Не куришь, что ли?
- Не курю.
- А че смелый такой? Не страшно?
Парень первый раз выглянул из-под своего капюшона. Оглядел Рому в ответ и улыбнулся.
- Не очень. Извини.
- А я не про себя, - оправдался Рома. – Район сам знаешь какой.
Парень удивленно оглянулся на пустой двор. Улица спускалась к реке через частный сектор, там тоже не было ни души. Ни машин, ни людей. Все сидят дома и ждут президента с оливье в обнимку.
Рому вдруг осенило:
- Слышь, а ты че, топиться шел?
- Гуляю, - скупо буркнул парень. – А ты? Почему один? Тоже… гуляешь?
- Не… приколись, с парнями на дачку решили поехать и, короче, я чуток опоздал, а бабло все в общаке, и такси не ездят, думал тут тачку у дружбана взять, а никого не осталось.
- Друзья без тебя уехали? – уточнил прохожий с сочувствием.
Рома снова сплюнул.
- Да какие они мне друзья теперь… пидоры эти.
- Зачем так сразу… пидоры нормальные бывают.
- Да я в смысле – пидарасы!
- Ну, это меняет дело, - согласился парень.
Рома заподозрил, что он издевается, но тот в ответ смотрел спокойно, расслабленно и даже не улыбался.
- Рома. – он протянул руку.
- Руслан.
Менее мутным после этого парень не стал, и Рома заинтересовался.
- А ты почему гуляешь? Тоже из-за пидарасов каких?
- Да. Только не каких-то, а одного конкретного.
- Ого! И че, с одним не справился? Ну-ка, давай выкладывай!
- Это неинтересно, поверь. Я лучше пойду.
- Куда, бля!
Рома аж поскользнулся и чуть не навернулся перед Русланом, но успел схватить его за плечо.
- Нет, погоди, - попросил он уже мягче.
Парня ему стало вдруг жаль, очень уж печально тот выглядел.
- Я правда хочу разобраться. Может, чем помогу?
Руслан хмыкнул. Потом даже рассмеялся.
- Это вряд ли. Ты скорее меня сам до речки дотащишь и лед моей башкой проломишь, если расскажу.
- Да ты че! Ты за кого меня принимаешь! Бля буду! Рассказывай, что стряслось. Давай, не томи.
Что там за проблема такая? Кто этот тип?
- Пидарас-то? Это я и есть.
- И что ты натворил?
- Родился.
- Ща тресну, - предупредил Рома.
- Обязательно треснешь. Главное – за дело. – Руслан вздохнул. – Я в этом родителям признался, прямо сегодня. Обычная история, я предупреждал, что неинтересно.
- Чет нифига не понял. В чем признался-то?
- В ориентации.
- И что?
- И ушел.
- Нет, погоди. Ты пидор, что ли?
Рома вытаращился на него, инстинктивно встав в боевую стойку, если от Руслана за такое предположение прилетит ответка.
- Типа того.
- Типа? Или того?
- Да какая разница! – Руслан выдернул свою руку и попятился.
Но Рома не отступил.
- Самая прямая, - он воодушевился надеждой, что все вроде как можно еще исправить и потащил Руслана в противоположную от берега сторону.
- Ты вообще с чего это взял, если ничего не было? И предков зачем стал нервировать? Иди и скажи, что пошутил. Ну, психанул. Тебе лет сколько? В институте учишься еще, нет? Сессия, все дела. Не выгонят же родители родного сына из-за нервов?
- Меня не выгоняли. То есть, не совсем…
Руслан покорился судьбе и теперь спокойно шел рядом.
- Они меня даже всерьез не приняли. Они… посмеялись! Лучше бы скандал был! Так нет же! Со мной вообще никогда в семье не считались! А мама… Знаешь, что она мне сказала? Что я дурак, и что принцев даже девчонкам не хватает, а мне тем более не светит! И отец туда же: пошляюсь, обломаюсь и приползу. С разодранной жо… жо… - Он вдруг остановился и зажал рот, сдерживая рыдания.
Рома в очередной раз охренел и призадумался. Первый раз в жизни ситуевина привела его в полнейший моральный ступор. Он даже про все свои проблемы забыл, наблюдая такие неведомые ранее страсти. Забыл про то, что без ключей от квартиры остался, которую они с товарищами снимали, и без бабла, и даже закурить нечего и идти некуда, но это ж реально ерунда по сравнению с настоящей трагедией! У Руслана все реально серьезно: мало того, что к мужикам тянет, так еще родители за человека не считают, хотя в чем-то они правы – раздерут Русику жопу, ох, раздерут!.. Пидоры – они ж такие, нелюди! А где он себе нормального-то найдет? Мамка так и будет всю жизнь на мозг капать, что был бы нормальным – давно бы женился, а раз пидор – вот ходи и страдай без нормального мужика.
Роме тоже так капают. Не воротил бы нос от Людки, давно бы в своей комнате жил, а не с парнями скидывался бы. И Наташка тоже на него слюни пускала, у ее родителей вообще трешка, могли бы разменять. А раз такой привередливый – вот и дрочи на диване под чужой храп, или жди, пока бедные родители на тот свет отправятся…
Вот и докатился – в Новогоднюю ночь некуда податься. Хоть на вокзал иди греться. Только не к родителям – опять заведут песни про женитьбу, проще замерзнуть сразу.
Так и у Руслана все, как у людей, оказывается.
- А хочешь, я тебе помогу?
Руслан вытер нос, поднял на него глаза, где уже загорелась надежда.
- Как?
- Ну не с ориентацией, - быстро поправил Рома. – С предками. Типа приведешь нормального мужика, на-те выкуси-те! А они не верили, да? Вот пусть теперь кормят, поят, любят и жалуют. А то холодно уже гулять, если по чесноку, я бы погрелся.
- Не поверят, - выговорил Руслан. – По тебе же видно, что ты… не такой.
- Еще как поверят! Пошли! Давай-давай!
Рома так уверенно повел его вверх от реки, что Руслан послушно пошел к своему дому, надеясь на лучшее.
Но уже у двери большого нового дома с консержкой Рома вдруг засмущался. Он сначала даже взял Руслана за руку, но под первыми пристальными взглядами родителей “настоящий мужик” совсем стушевался. Руслану пришлось брать инициативу на себя и представлять своего парня семье, включая старших брата и сестру с их женами-мужьями, которые приняли Рому с приветливым равнодушием. Видимо, тоже решили, что Русланчик прикалывается.
Но Руслан довольно смело сказал, что “у них все серьезно”, и если б Рома сам не видел, как он только что на берегу сопли со слюнями пускал, не поверил бы, что парень будет так жестко отстаивать свою “любовь”.
Рома, правда, тормозил и чуть не завалил все дело.
Пару раз Руслан осторожно приобнимал его за плечи, потом вообще увел в ванную комнату, якобы вымыть руки и там отступил.
- Хреновая была идея, я же говорил, - грустно заметил Руслан.
Рома смотрел на себя в зеркало, потом перевел взгляд на Руслана и ухмыльнулся.
- Да лан, че ты. Сейчас все исправим! Я просто… не ожидал, если честно…
- Чего не ожидал?
- Ну вы такие все… так у вас… по-доброму, что ли… А, не важно!
После этого Рома, и правда, повеселел. Хотя в красивой квартире чувствовал себя жутко неуютно. Как в музее каком-то или в ожившей картинке глянцевого журнала. Мама у Руслана была одета в длинное платье с глубоким декольте, папа в рубашке с бабочкой, а “настощий мужчина” в прокуренном свитере и черной футболке. Если бы люди были попроще, Ромка бы не терялся, но теперь пришлось перестраиваться. С интеллигентами он раньше дела не имел. Зато, когда он увидел накрытый стол, жизнь заиграла новыми красками. Жрать хотелось до сосания под ложечкой и неприличных урчаний. И, отбросив все стеснения, он уже перестал париться о количестве лишних вилочек с ножами, ел, как удобно. При этом успевал отвечать на вопросы Руслановых родственников. Ну и пофиг, если раскроют, - решил Рома. Хоть поем на Новый год нормально!
- Скажите, Роман, - интересовалась Юлиана Антоновна. – Давно ли вы знакомым с Русланом?
- А вы знаете, что Руслан учится в консерватории?
- Вы тоже учитесь? Ах, на заочном в лесотехническом…
- Как родители отнеслись к вашему роману?
Рома, успевая жевать, ловил тревожные взгляды своего новоиспеченного “жениха” и отвечал почти честно. Он вообще давно усвоил, что честность – лучшая политика. Говори, как можно искренней, и никто не прикопается. Поэтому выложил как есть: что познакомились они, когда жизнь преподнесла ему, Роме, жестокий урок. Друзья предали, а Руслан его прям спас от позорной смерти. И с тех пор они и неразлучны. Но отношения приходиться скрывать, вот вы первые, кому Руслан решил открыться. И конечно, у них с Русланом много общего. Рома вот, тоже типа музыкант. Консерваторий не кончал, из ЛесТеха пока хотя бы выпуститься, но баян освоил. А вообще, он тоже очень удивлен, что Руслан раньше ничего о нем не рассказывал, наверно, боялся, что семья не примет его выбор. Его можно понять, все-таки, Рома наверняка не тот человек, о котором мечтали в такой семье в качестве “зятя”. У него нет никаких талантов, и кроме любви в общем-то предложить ему нечего…
На этом моменте Рома почесал переносицу, виновато глядя на потрясенного Руслана. Потом перевел взгляд на остальных: папа Руслана накрыл ладонью руку его мамы, которая аккуратно вытирала пальчиком слезинку, сестра Анна с мужем синхронно всплеснули руками, брат уважительно покачал головой, жена брата расплылась в мечтательной улыбке, а все их дети подозрительно затихли в другой комнате…
- Ах, сынок! – мама не вынесла накала эмоций и подбежала к Роме с объятиями.
Руслан тоже расслабился, хотя некоторая скованность еще ощущалась. Но Рома решил играть до конца, сам его обнимал во время боя курантов, и даже чуть не поцеловал, когда все выбежали на балкон смотреть грохотавшие с разных сторон салюты. Они зависли перед балконом, в глазах Руслана отражались далекие вспышки и разноцветные огни гирлянд на высоченной ели, и Рома подумал, что никогда и ни за что бы не узнал, что счастье бывает вот таким. И что этот разноцветный осколок чужой жизни, в которую он внезапно окунулся в Новогоднюю ночь, растает под утро, а он вернется в свою суровую реальность, где таких, как Руслан презирают, а таких, как его семья, видят разве что по телевизору в дурацких сериалах. Он словно подглядел в жизнь инопланетян из параллельной вселенной. Совершенно невероятная жизнь, где люди не бухают до беспамятства, ходят в красивой одежде, читают стихи за ужином, влюбляются… Роме захотелось попробовать еще немножко, все равно ведь ничего не останется, кроме воспоминаний? И он склонился чуть ближе и прикоснулся губами к губам Руслана.
Руслан не ответил, его глаза расширились и потемнели, и Рома почувствовал, словно в грудь воткнули сосульку, щеки начали полыхать пожаром, а сам он вот-вот провалится сквозь все четырнадцать этажей. Но через мгновение Руслан притянул его обратно за шею, прижался губами, жарко завладел языком и вдохнул его стон вместе с дыханием. Голова сладко закружилась, то ли шампанское ударило, то ли просто дикое, пронизывающее ощущение чуда и всепоглощающего счастья. Рома вдруг понял, что еще немного, и будет передоз. Ему не захочется возвращаться. Он почти поверил, что так тоже можно жить, и еще немного – и будет мечтать об этом всегда.
- Я… Спасибо, слушай, - сказал он, отстраняясь. – Мне пора, наверно?
- Ты можешь остаться. Если тебе некуда идти. Через пару часов все уедут, а родители завтра вообще на две недели улетают… Я один буду.
- Не, зачем. Если только до завтра… Потом парни приедут, домой нормально попаду.
- Тогда хотя бы до завтра? – улыбнулся Руслан.
Он стоял слишком близко, его руки гладили Рому по бокам, запуская волны мурашек от легких прикосновений. Теперь в его темных глазах сверкали искры. Рома кивнул и понял, что всё. Попал. Руслан увел его за руку в свою комнату, в голове все перемешалось, Рома сам толкнул Руслана к кровати, целовал, словно последний раз, хотел добраться до кожи под одеждой. Накрыло жарким, темным, и таким сладким; затянуло в параллельную вселенную, где все можно, все хочется, и где он притворился влюбленным и вдруг захотел, чтобы все было по-настоящему.

Руслан перекатился вместе с ним, нависнул сверху, вглядываясь в лицо. Утром за окном мелькали редкие снежинки и сквозь облака просвечивало ласковое солнце.
Рома даже зажмурился с непривычки. Из параллельной реальности он потом так и не вернулся. А впрочем, даже и пытаться не стал.

@темы: Подарочек, текст

---

Подарок от Ёлки-Палки для Крокодила Гены

[Секретная Елочка]

...который хотел жесткий трах с нон-коном на корпоративе. Возможно, с далеко идущими последствиями. По желанию - начальник/подчиненный.

Рыжий лис в кожаном жилете

Посвящение: Читателям.
С Новым годом!


Часть 1. Оливка

Велор Павлович Розальский, генеральный директор холдинга, включавшего в себя кучу организаций, охарактеризовать которые можно было фразой «каждой твари по паре», сверился с гуглокартой и вышел из машины. Ситуация, в которой он оказался, была до крайности неприятной. Задержавшись в последнюю среду года на работе, Велор Павлович проголодался и, не имея сил и желания терпеть до дома, после работы зашёл в кафе торгового центра. Заказав среди прочего салат, Велор Павлович столкнулся с вопиющей халатностью работников общепита: в «Салате с оливками» оказалась ЦЕЛАЯ оливка с косточкой, которая и положила начало длинной череде событий.

Нет-нет, Велор Павлович не сломал зуб и не подавился. Он мысленно возмутился и доел салат и остальные заказанные им блюда с немалой осторожностью. Доев, он вернулся домой, лёг спать и утром, как обычно, приехал на работу. И вот тогда, в четверг, на следующий после посещения кафе день, когда длинноногая секретарша принесла шефу чай и булочку, произошло ЧП. При надкусывании наисвежайшей наинежнейшей булочки из местной столовой раздался мерзкий хруст, и кинувшийся в приёмную к секретарше с криком «Верочка! Зеркальце! Срочно!!!», выхвативший его у оторопевшей секретарши, бросившийся обратно в кабинет и щёлкнувший замком двери Велор Павлович с ужасом увидел в кругленьком обрамлённом розовенькими стразиками зеркальце бритвенно-острый клык а ля вампир на том месте, где природой у человека предусмотрен пятый премоляр.

Велор Павлович осторожно потрогал его языком. Остро. Позабыв про чай и булочку, Велор Павлович бросился к селектору и нажал на кнопку.

— Верочка! Меня ни для кого нет! Поняла?.. Умница. Я ушёл. Дематериализовался. Исчез, — зуб противно царапал щёку при каждом слове.

Шла вторая половина последнего четверга года. Велор Павлович похолодел. Завтра пятница! А в пятницу после работы состоится корпоратив, на котором он должен будет произнести речь! А днём приедет телевидение. Брать у него интервью.

ЧЁРТ… Велор Павлович швырнул злосчастную наимягчайшую булочку в мусорную корзину и принялся шуршать страницами записной книжки.

ВДВОЙНЕ ЧЁРТ… Его стоматолог в отпуске! И готова записать его сразу, как только выйдет! Аж семнадцатого января… ЧЁ-Ё-Ё-Ё-ЁРТ!

Велор Павлович задумался, открыл поисковик интернета и застучал по клавиатуре.

Возмутительно! Складывалось такое впечатление, что перед Новым годом никто не желал работать! Почти везде были согласны его принять, но только ПОСЛЕ Нового года! В справочном одной частной клиники ему даже прямым текстом порекомендовали немедленно ехать в городскую дежурную поликлинику и удалять зуб, а через месяц поставить штифтовый — у них. Но зуб был нужен Велору Павловичу самое позднее — завтра!

За дверью послышалось:

— Его сегодня нет... Василий Алексеевич… Да говорю же вам, его нет!.. Уже ушёл!.. И просил не беспокоить!

«Боже, — подумал Велор Павлович, — какая дура! Сегодня же… Завтра… Нет, в первый же день следующего года уволю эту дурищу нахрен!»

— А почему тогда свет в кабинете? — резонно поинтересовался у только что «сдавшей» шефа секретарши зам Велора Павловича Розальского, Василий Алексеевич Полозов, которого подчинённые заглазно прозвали «стариком». — Сквозь стекло двери виден свет! — продолжил настаивать настырный зам.

Стар он не был. Им обоим, и Розальскому, и Полозову было в районе сороковника. Но если Розальского за нелюбовь показываться на людях прозвали «серым кардиналом», то за въедливость и доставучесть за Полозовым закрепилось погоняло «старик».

Розальский своего зама терпеть не мог. Зам ему достался в наследство от отца вместе с холдингом. В работе он был незаменим, но во всём, что касалось личных качеств… Нет-нет, внешне всё было прекрасно и благопристойно, но… Велор Павлович почему-то никак не мог избавиться от ощущения, что «старику» от него что-то нужно. Причём, это «что-то» из разряда того, что не имеет к работе ни малейшего отношения.

Велор Павлович вздохнул, вынул сотовый и позвонил секретарше.

— Верочка, будь лапой, спровадь его. И побыстрее. У меня форс-мажор. Я занят. Очень.

Из-за двери послышались выкрики на повышенных тонах, «результаты внеплановой проверки», «дополнения к отчёту» и один раз даже подёргали за ручку.

«Уволю дуру», — в очередной раз подумал Велор Павлович.

На столе перед Розальским лежал отчёт. В одной из граф в самом низу значилось «Добрый лекарь».

— Эврика! — прошептал Велор Павлович и сморщился. Зуб царапал щёку.

В принадлежащий ему холдинг помимо прочего входил медицинский центр «Добрый лекарь». Полозов давно убеждал Розальского избавиться от «Лекаря», но у того не доходили руки, чтобы детально разобраться с медцентром. Особых доходов он не давал, но и денег от начальства никогда не требовал. Так зачем трогать?

Велор Павлович нагуглил «Лекаря». Помимо прочего в «Лекаре» предлагались и стоматологические услуги.

«Вот и чудненько, — подумал Велор Павлович. — 'Старик' что-то вещал про внеплановую проверку? Вот и съезжу лично. Проверю.»

Велор Павлович отпер замок, вернул секретарше зеркальце, бросил: «Пока, Верочка», — и вышел на улицу. Вбив в навигатор адрес «Лекаря», он выехал со стоянки.


Часть 2. Набор ништяков

За окном темнело, снежинки порхали в свете фонарей. На ресепшене в «Добром лекаре» скучал долговязый рыжик, листая журнал и параллельно вспоминая, есть ли у него дома греча. Парень был тощий, длинные волосы собраны в хвост, мешковатый толстый свитер крупного плетения висел на рыжике как на вешалке. Парню явно было скучно. Он лениво листал страницы, ни на одной не задерживаясь взглядом.

Заканчивался год. Оставалось отработать завтра и сегодня досидеть до конца приёмных часов медцентра, замещая так некстати рассопливившуюся Наталью. В медицинском центре девушка, сидящая на ресепшене, должна являть собой ходячую рекламу этого центра, излучать здоровье и позитив, а не кашлять, чихать и поминутно сморкаться.

Вот по этой самой причине по окончании собственного рабочего дня рыжик и остался сидеть за стойкой. Наталья была его сводной сестрой, и было бы стыдно ей не помочь.

— Кхм-кхм, добрый вечер. Стоматолог ещё принимает?

Рыжик поднял глаза и почувствовал, что начинает улыбаться как идиот.

Вы когда-нибудь встречались со своей эротической фантазией? Я говорю не про накачанного жгучего мачо, а про тот набор черт, от которого все волоски на теле встают дыбом, а в животе закручивается узел. Это может быть тембр голоса, разлёт бровей, какое-то особое движение тела, возможно даже большие просвечивающие уши. Это может быть что угодно, на всё остальное ты даже внимание не обратишь, но эту детальку заметишь и глаз не сможешь отвести.

Перед рыжиком стоял набор его личных ништяков. Набору было под сорок, у него было лицо очень усталого человека, он поведал печальную историю об оливке, булочке и блуждании в ночи в поисках медцентра. И всё то время, что рыжик оформлял его на приём, он просто упивался. Эта королевская осанка, эти тёмные густые чуть подёрнутые сединой волосы, эта худощавая фигура, которую хотелось незамедлительно вытряхнуть из делового костюма. Мр-р-р…

Пришедший одним движением длинных пальцев погладил все рыжиковы кнопочки «вкл».

«Боже мой, если бы он только знал, что я его мысленно изнасиловал, и как я это сделал, он не улыбался бы так светло, он стонал бы как сучка и просил ещё. О, да, мой раб!» — мысленно шептал рыжик, вбивая данные паспорта в компьютер. Уходя, Наталья всё в подробностях разъяснила, но дело у рыжика шло туго: отвлекали эротические фантазии и мешал ощутимый стояк.

«Наверняка крутой бизнесмен, по глазам видно, умный дядька. С внешностью типичного виктима из порнухи», — подумал рыжик.

— Проверьте правильность записей и распишитесь. Здесь. Здесь. И здесь.

Виктим зашуршал страницами договора.

«Я весь горю!.. Ну что за жизнь?!» — как можно незаметнее вздохнул парень.

— Вам во второй кабинет. Прямо и налево. Вторая дверь слева. Не забудьте бахилы, — произнёс рыжик, сожалея о том, что из-за конфиденциальности данных пациента он не может прямо сейчас сбежать с ресепшена, подкараулить свою эротическую фантазию у двери квартиры и… Ух, что бы он с ним тогда сделал! Он бы дождался, когда «набор ништяков» отпер дверь, затолкнул бы его в квартиру, для начала связал ему руки галстуком и…

Рыжик закрыл глаза и заелозил по сиденью, безуспешно пытаясь сесть так, чтобы член не столь сильно давил на застёжку джинсов.

— Жизнь — боль… — прошептал рыжик и ещё тише добавил: — А ещё несправедливая сука.

***

Улыбчивая докторша с бейджиком «Марина» долго колдовала над зубом Велора Павловича. Сверлила, лепила, велела сидеть с открытым ртом, что-то ввинчивала и снова лепила. Потом опять сверлила и наконец отпустила Велора Павловича восвояси, взяв с него слово, что в течение трёх часов он не будет пить чай, кофе, есть борщ, винегрет, сельдь под шубой или просто свёклу и никогда не станет грызть сушки и сухари на пострадавшей стороне.

Выйдя в фойе, Велор Павлович подошёл к большому зеркалу и оттянул губу пальцем. Не знай он, какой зуб сегодня пострадал, он ни за что бы не догадался. Удовлетворённо хмыкнув, Велор Павлович подошёл к стойке. Теперь можно улыбаться перед камерами, давать интервью и произносить новогодние речи!

Парень на ресепшене назвал просто смехотворную сумму, вставил банковскую карту Велора Павловича в специальный слот, выдал ему чек, карту, купон на скидку при следующем посещении, пожелал здоровья и поздравил с наступающим Новым годом.

Велор Павлович ответил:

— Спасибо, и вас — с Новым годом.

Он забрал из шкафа пальто и, выбросив в урну хрустящие голубые бахилы, направился к выходу.

На то, что рыжик с ресепшена, не дождавшись его ухода, куда-то пулей рванул по коридору, Велор Павлович не обратил ровным счётом никакого внимания.

***

«Всё, хватит. Сегодня же вечером — в клуб. Если я дотерплю до послезавтра, мне потребуются и психотерапевт, и психиатр», — прижавшись лбом к холодной кафельной стене туалета, подумал рыжик.


Часть 3. Сексуальный каннибализм


Первые две трети четверга прошли лучше не надо. Зуб о себе не напоминал. В полдень приехало телевидение. После работы Велор Павлович поехал на корпоратив. Там он произнёс речь и, хоть и не любил подобных сборищ, решил ненадолго задержаться.

В зале плясали, пили ели и вовсю гуляли зайцы, Мальвины, пираты, Красные Шапочки, волки, Бабки Ёжки, черти, ангелы и поросята. Попадались костюмы и попроще, и поэпатажнее. Одна необъятных размеров дама, задрапировавшись во что-то типа белой простыни, видимо, изображала не то древнюю римлянку, не то гречанку. Поразительно, но Велор Павлович признал в толпе стоматолога Марину. Она явно решила не париться и пришла в белом медицинском халате, шапочке и почему-то со стетоскопом на шее. Начальница отдела кадров поверх кружевной блузочки, жемчугов и колец в полпальца напялила синий халат, повязала косынку и лихо отплясывала со шваброй в руках. «Хорошо хоть пустое ведро не притащила», — мысленно прокомментировал увиденное Розальский.

В прошлом году на аналогичном мероприятии его зам, делая вид, что не признал шефа в маске, упорно «клеил» его и настойчиво предлагал уединиться. Сей факт поверг Велора Павловича в шок. Нет-нет, ханжой он никогда не был. По молодости на его счету были весьма рискованные эксперименты, и нельзя сказать, чтобы он не получил от них удовольствия. Но теперь… Теперь ему было что терять.

В своё время Велор женился. Просто для того, чтобы быть как все. Потому, что так положено. И для того, чтобы избавить себя от постыдных желаний. Очень быстро осознал, что брак был ошибкой. Он не принёс желаемого ни ему, ни Катерине, его жене. Велор Павлович понял, ни насильно мил не будешь, ни «сменить команду» ему не удастся, как бы он ни пытался. Поэтому, едва жена заикнулась о разводе, он тут же дал на него согласие. Катерина оказалась достойным человеком и не сделала ни малейшей попытки "раздеть и разорить" бывшего мужа. Они даже сохранили пусть не дружеские, и даже не приятельские, но вполне нормальные отношения.

С тех пор Велор жил, старательно оберегая своё имя от слухов и сплетен. Если он что-то себе и позволял, то очень редко и только там, где возможность разоблачения была крайне низка. В последние годы он и вовсе раза два в месяц приглашал на дом шлюх, чьим хозяевам по телефону заранее давались детальные указания о том, что, как и где они должны будут с ним проделать. Как уже было сказано, Розальскому было что терять, и он был предельно осторожен.

Почти прямые намёки зама на прошлогоднем корпоративе повергли Велора Павловича в шок. И с тех пор в нерабочей обстановке он начал избегать Полозова как чумного.

Велор Павлович оглядел зал. Зама нигде не было видно. Вот и хорошо. Решив для проформы поприсутствовать минут тридцать-сорок, Велор Павлович начал было пробираться сквозь толпу танцующих, как вдруг… вдруг увидел зама, в этом сомнений не было, невзирая на мексиканское пончо, закинутую на спину шляпу и полумаску на лице. Зам недвусмысленно клеил парня. Причём, того явно веселили эти попытки. Парня Велор Павлович не признал, хотя было в нём что-то смутно-знакомое. Парень был высок. Рыжие волосы собраны в хвост. На парне была оранжевая облегающая футболка, чёрные джинсы, кожаный жилет, маска и… роскошный лисий хвост. Вот «лис» склонился и что-то прошептал Полозову на ухо. Велор Павлович резко затормозил и принялся проталкиваться в обратном направлении.

Нафиг всё это! Нафиг корпоратив, нафиг зама и нафиг его сексуальные пристрастия. Всех нафиг! Всех!

Едва Велор протолкался к выходу, в кармане затрепыхался телефон. Розальский посмотрел на экран и тяжело вздохнул. Чувствуя себя кем-то вроде самца-богомола, отправляющегося на заклание, Велор Павлович вышел из здания и пошёл к автомобилю, чтобы ехать к бывшей жене.

Когда Розальский сел в машину, то увидел, как распахнулась дверь, и на ступеньках ресторана появились «лис» и его зам. При виде этой парочки Велору Павловичу почему-то подумалось, что его попытка сравнить себя с богомолом была всё-таки некорректна, и что роль богомола куда больше подходит Полозову, которого «лис» торопливо повлёк в противоположный угол парковки.

— Господи… Ну что за бред! — пробормотал Велор Павлович и повернул ключ в зажигании.


Часть 4. Первый сон Велора Павловича


Велор Павлович выходит из лифта и направляется к квартире. Едва он поворачивает ключ в замке и начинает приоткрывать дверь, как чьи-то сильные руки заталкивают его в квартиру. Галстук на шее моментально превращается в удавку, а когда Велору всё-таки удаётся продышаться, он понимает, что руки скручены и привязаны к подлокотнику дивана, во рту кляп, а по спине кто-то шарит.

Пальто куда-то исчезло, рубашка расстёгнута. Неизвестный резким движением выдёргивает из шлёвок его брюк ремень и вытягивает распростёртого на диване Велора по спине наискось. Тот дёргается скорее от неожиданности, чем от боли. Удар через рубашку не настолько уж и болезнен.

Рука шарит спереди, и с него стаскивают брюки. Велор начинает дёргаться и вырываться, но руки надёжно примотаны друг к другу и к подлокотнику. Кляп во рту не даёт возможности позвать на помощь, а сколько ни выворачивай шею, зажжённый в коридоре свет не даёт увидеть в темноте ничего, кроме силуэта. Отползти некуда.

Рывком неизвестный разрывает на Велоре трусы, холодными с мороза пальцами раздвигает ягодицы и в свете лампочки, зажжённой в коридоре, явно любуется представшим его глазам зрелищем. Велора охватывает паника.

Его хватают за бёдра и фактически сбрасывают на пол. Из-за привязанных рук Велор может лишь встать на колени. В голове почему-то бьётся мысль о том, закрыл ли неизвестный за собой дверь, и не войдёт ли кто-то прямо сейчас с лестницы.

Велор слышит щелчок и какие-то шорохи, идентифицировать которые он не в состоянии. Между ягодиц льётся что-то холодное. Велор протестующе мычит. Ему нажимают на затылок и утыкают носом в диван.

— Ты же любишь, когда тебя имеют грубо? — шепчет ему кто-то*.

Велору кажется, что он плывёт в клейстере на скорость: сил приложено много, результатов — ноль.

— Тебе понравится, — шёпот из-за спины.

В него проталкивают нечто. Это точно не член, с облегчением отмечает про себя Велор. Но радуется он рано. Из-за спины доносится смешок, и нечто в анусе начинает пульсировать. Велор не может сдержаться и издаёт стон.

Этот маньячина стоит за спиной и смотрит. Одно дело, в уединении собственной квартиры самому себя трахать резиновым девайсом, и совсем другое — стоять, вздёрнув задницу, в собственной гостиной, скулить и подвывать от стыда, смешанного с удовольствием, когда кто-то, не давая тебе воли, развлекается с твоей простатой.

Снова смешок за спиной, и девайс уже основательно принимается за бугорок внутри Велора. Внезапно всё прекращается.

Велор испытывает и страх, и облегчение, и разочарование. Он даже не знает, чего больше.

— Продолжить?

Велор молчит. Да, во рту кляп, он может кивнуть, но боится. Поэтому, застыв коленями на жёстком паркете, он ждёт. Кажется, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Одна надежда на кляп, который загонит его обратно.

— Тогда продолжим.

Девайс оживает, но теперь вибрирует едва-едва. Велор невольно начинает сжимать ягодицы, пытаясь сделать ощущения более острыми.

— Э-э-э, нет. Так дело не пойдёт.

Щелчок. И девайс застывает.

— Продолжить?

Сколько неизвестный сводил Велора с ума, то отключая, то снова включая девайс на разные режимы, Розальский сказать не мог. Он то плавал на границе с блаженством, сгорая от стыда, что получает удовольствие настолько извращённым способом, то безуспешно сжимал ягодицы, когда пытошник, стоявший за спиной, отключал девайс полностью. Попытка подобраться поближе к дивану и потереться о него стояком, была пресечена внезапным ожогом ремня по ягодице. К такому Велор не был готов. Неизвестный переключал режимы и отключал девайс. Раз за разом. Снова и снова. Да… То, что с ним делали, было в разы круче, чем самому дирижировать процессом, нажимая на кнопочки, или платить шлюшке за то, чтобы трахнула резиновым страпоном-хуём. А уж про Катерину, качавшую головой, надевавшую в таких случаях резиновую перчатку и раскручивавшую пузатую баночку с вазелином, и говорить не стоило.

Во время очередного перерыва Велора, чьи колени уже разъезжались, внезапно вздёрнули выше. Лёгкое напряжение в анусе, пошлый чпок, и игрушка покинула его тело.

Велор не успел ни отстраниться, ни протестующе замычать, когда за его бёдра крепко взялись, и в него резко, на всю глубину прошёл член. Кислорода при дыхании через нос не хватало, из-под зажмуренных век брызнули слёзы. Неизвестный резкими рывками надевал Велора на себя. Вот он толкнулся и застыл. Велор протестующе замычал. Но не потому, что почувствовал, как в него толчками выстреливает сперма, а потому, что он сам так и не кончил.

— Хочешь ещё?

Велор, не раскрывая глаз, покорно мотнул головой.

— Ну пошли. Только уж ты постарайся сам.

Велор почувствовал, как неизвестный отстранился, член исчез, а по внутренней поверхности бёдер потекло мокрое и вязкое.

Внезапно руки Велора оказались свободны. Колени разъехались и он сел на пол. Неизвестный ловко накрутил ему что-то на голову, вздёрнул с пола за галстук и куда-то повлёк. Раздался щелчок, что-то стукнуло, звякнуло, и потянуло холодом. Руки Велора коснулись холодного железа, его прогнули в талии, ногой грубо пнули по внутренней стороне щиколотки. Велор понял и, отклянчив зад, расставил ноги пошире. Неизвестному отдельного приглашения не потребовалось.

— Ну? Не стой. Работай тазом.

И Велор заработал. Незнакомец просто стоял, позволяя Велору насаживаться на себя. Откуда-то волнами накатывал холод, но Велору было уже всё равно.

Внезапная короткая вспышка под закрытыми веками. Спазм всего тела. Незнакомец крепко перехватывает его в талии и начинает трахать безвольно упавшего грудью на железный поручень Велора. Отстранённо тот понимает, что его вывели на балкон и голого имеют при всём честном народе.

В него снова выстреливает сперма. Потом внутри становится пусто, и из него начинает вытекать. Его закоченевшие пальцы начинают отдирать от поручня…

Темнота…

Велор приходит в себя на диване оттого, что внутри оживает игрушка, и кто-то опять развлекается с его простатой. Девайс исчезает. Его место занимает живой член. Тяжёлое тело придавливает Велора к дивану. В комнате темно. Мысль о том, что для того, чтобы не задохнуться, следует равномерней дышать, порождает другую: кляпа во рту больше нет, руки не связаны и с глаз пропала повязка. Можно отстраниться, попытаться вывернуться, но, похоже, тело живёт своей жизнью. Оно подаётся назад, туда, откуда искрами по позвоночнику расходится удовольствие. Велору уже не стыдно. Ему наплевать, что завтра скажут соседи по поводу увиденного на балконе и услышанного сейчас. Велор в голос стонет «Да, ещё… Да…»

Искры под веками. Стон. Его прижимают к забрызганной обивке дивана… Дышать нечем. Велор поворачивает голову. Длинная рыжая прядь вздрагивает перед глазами в такт спазмам внутри. Рыжая прядь перед глазами и вес со спины исчезают. Сперма стекает по яйцам.


Примечания:

* Да, это вам, знаете ли, не ёжик в тумане...


Часть 5. Оставьте сообщение после сигнала


Велор Павлович проснулся и открыл глаза. Он лежал на животе в собственной кровати. Он осторожно пошевелился, потом активнее завозился и отлепил себя от простыни с заскорузлыми пятнами. Простыня… Откуда?! За незашторенным окном светило солнце, на подоконнике, скользя и клацая по ним когтями, прыгали голуби. Рядом никого не было. Велор Павлович повернул голову. Соседняя подушка даже не была примята. Розальский прислушался к ощущениям. Задница не болела. Он посмотрел на кисти рук. Судя по состоянию кожи, ночью их никто не вязал. Рука метнулась к шее. Галстук на ней отсутствовал. Велор заглянул под одеяло. Спал он голым, и рубашки на нём, разумеется, не было.

Велор Павлович бросился в большую комнату. Обивка дивана была чистой. Балконная дверь закрыта. Тюлевая штора задёрнута.

Он кинулся в прихожую. Дверь заперта. Ключи лежат на полочке.

Чё-ё-ёрт… Он провёл рукой по лицу. И приснится же такое…

Зря, зря он согласился на просьбу Катерины, хотя… Розальский вздохнул.

С женой они расстались по-человечески. Она не сделала ни малейшей попытки его разорить или пустить слухи о его постельных предпочтениях, и за это Велор Павлович был ей безмерно благодарен. Когда месяца три назад Катерина обратилась к нему с просьбой, Розальский пообещал заехать и выслушать, ни он никак не ожидал, что просьба окажется вот ТАКОЙ.

По словам Катерины, свою вторую половинку она так и не нашла, ей хотелось ребёнка, папа у малыша должен быть самый лучший, да и вообще, нужен ему наследник или как? Катерина добавила, что вскоре после свадьбы догадалась о склонностях супруга, и потом, один раз — не натурас… От него не убудет, он поможет ей, она — ему, и в итоге оба окажутся в выигрыше.

Много времени на размышления Катерина ему тогда не дала. Розальский подумал-подумал и согласился.

С первой попытки не вышло ничего. Со второй — две полоски тоже не проявились. Вечером после корпоратива состоялась третья попытка.

Постояв перед запертой дверью и поглазев на полочку с ключами, Велор Павлович поплёлся в душ, смывать следы кошмара? Сна? Эротической фантазии?

Потом Велор Павлович сходил к метро за еловыми лапами, поставил их в хрустальный вазон на столик в большой комнате и завис, глядя сквозь полупрозрачную занавеску на перила балкона. Он даже зачем-то отдёрнул тюль, открыл дверь и встал у перил. «Пожалуй, если специально вверх не смотреть, то снизу ничего и видно не будет», — подумал он. Он даже помотал головой, настолько реалистичен был сон. И эти руки, до упора натягивавшие его на член и водившие за галстук.

«Чё-ё-ёрт… Надо с этим кончать!» — Велор с грохотом захлопнул балконную дверь и защёлкнул шпингалеты. Злобно, едва не сорвав с карниза, он задёрнул полупрозрачный тюль.

Налив в чайник на кухне воду и щёлкнув кнопочкой, Велор вернулся в комнату и включил ноут. В почте сверху лежало письмо от Полозова. Розальский сморщился, но открыл. Отправлено письмо было рано утром. «Интересно, рыжий за ночь его уходил или нет?» — подумал Велор Павлович.

Глядя на открытое письмо, но не понимая ни буквы, Розальский вспомнил, как сидел запершись в кабинете, а «старик» рвал ручку и ругался с дурищей-секретаршей и что-то вещал про внеочередную прове… Проверка… внеочередная… Медицинский центр… «Добрый лекарь»… Зуб… Ресепшен… Рыжий парен… Рыжий парень! Да!

Забыв о включённом ноутбуке, Розальский метнулся в прихожую к пальто. Куда, в какой карман он сунул полученную вчера визитку? Вот она! Ес!

Прямо из коридора Велор Павлович набрал номер. Гудки. Гудки. Гудки. Жизнерадостный женский голосок защебетал: «Мы рады приветствовать вас… Каждый звонок важен для нас… С третьего января медицинский центр работает по обычному расписанию… Если вы хотите записаться к врачу, переведите телефон в тоновый режим и нажмите кнопку „один“… Если вы хотите сдать анализы… Если вы хотите задать вопрос, говорите после сигнала, оставьте свой номер и мы вам перезвоним…»

Розальский грохнул трубкой о висящий на стене аппарат. Ну разумеется! Суббота! Тридцать первое декабря! В медцентре никого нет. Велор Павлович вернулся в большую комнату и уселся перед ноутбуком. Нужно просто прийти в «Лекарь» во вторник третьего и… А вот что делать дальше, Велор Павлович не очень представлял.

Он нашёл в сети сайт «Лекаря» и принялся просматривать список врачей. «Акушер-гинеколог… Не по адресу. По крайней мере, пока. Аллерголог… Не выйдет, что ему врать-то? Андролог… Свят-свят-свят… Не надо. Венеролог… То же самое. Гирудотерапевт? Оставим его, Дуремара, как крайний вариант. Кардиолог… Тоже мимо. Отоларинголог… Туда же. Массажист? Уж лучше на массаж, чем к Дуремару. Нарколог… Нетушки. Невропатолог… Мимо. Окулист? Тоже вариант. Типа, профилактическая проверка… Проверка… Тьфу ты, опять Полозов вспомнился, не к ночи будь помянут. Проктолог… Спасибо, пока не надо. И будем надеяться, что так будет как можно дольше. Сексолог? Интересно, он от сексуальных снов лечит? Стоматолог… Уже там был.»

Лучшим и вызывающим наименьшие подозрения вариантом был окулист, но он, судя по данным сайта, работал только по понедельникам и четвергам. Оставались гирудотерапевт (Бр-р-р-р…) и массажист. Массажист работал ежедневно.

Велор Павлович предвкушающе потёр руки и написал в форме обратной связи, что просто жаждет получить сеанс массажа во вторник. Перед тем, как нажать на кнопочку «отправить», он, загибая пальцы, отсчитал от вечера четверга «вечер-утро-вечер-утро-вечер-утро» и дописал «в первую половину дня». После этого он нажал на «отправить» и довольно откинулся на спинку дивана.

На кухне щёлкнул переключателем вскипевший чайник.

Дело оставалось за малым: дождаться утра вторника.



Часть 6. Жизнь — боль...


Как Велор Павлович дожил до утра вторника, лучше не вспоминать. О том, что он как на всех парусах спешил в «Добрый лекарь», можно тоже не упоминать.

Разогнавшись и влетев в медцентр, он остолбенел. За стойкой администратора сидела… девушка в белом халате и дурацком красном колпачке Санты. Он всё правильно рассчитал! Он не мог ошибиться!

— Вы новенькая, да? Сколько раз тут был, но вас ни разу не видел, — нашёлся Велор Павлович.

— Нет, нас тут двое. Я, — ответила рыхловатая блондинка с бейджиком «Наталья», — и Настя.

То, что рыжий парень в свитере никакой Настей являться не мог, было очевидно.

Что делать теперь, Розальский не знал. Все эти дни он пребывал в какой-то болезненной уверенности, что стоит ему увидеть этого парня, как всё само собой встанет на свои места.

— Вы на массаж? На двенадцать?

Велор Павлович кивнул.

— Проходите, пальто вешайте в шкаф. Вам — прямо, налево, последняя дверь справа. Кабинет номер пять. И бахилы надеть не забудьте.

Велор Павлович кивнул, оставил пальто в шкафу, надел бахилы и зашуршал по коридору.

В кабинете номер пять стояли две ширмы. За одной стоял стул, за другой — накрытый простынёй массажный стол. Слева была приоткрытая дверь.

— Раздевайтесь и ложитесь, — скомандовал из-за двери чуть хрипловатый голос.

Что Велор Павлович и сделал.

Послышались шаги. Долгое время ничего не происходило, а потом… Велора Павловича принялись поглаживать, мять, отжимать, пощипывать и надавливать. И вскоре Розальский с ужасом почувствовал, что у него на эти прикосновения… встаёт. Он терпел, сколько было сил, а потом принялся мысленно представлять абсолютно неаппетитные картины. Напрасно. Он принялся сожалеть, что в столе есть отверстие только для носа. Видимо, записываться следовало всё-таки к офтальмологу или Дуремару. На их манипуляции у него точно не встало бы.

Велор Павлович вздохнул и завозился. Лежать стало чертовски неудобно.

— Больно? — поинтересовался массажист.

— Нет… — выдавил Розальский.

— Дискомфорт?

Велор Павлович замотал головой.

Умом он понимал, что ничего постыдного в исправном функционировании здорового организма нет, но… Боже, какая неловкая ситуация. Велор чувствовал, что вот-вот произойдёт неизбежное.

— Стоп! Хватит! — в отчаяньи воскликнул он.

Велор Павлович был готов поклясться, что ладони с его плеч исчезли прежде, чем он успел договорить «Стоп!»

Розальский, стараясь не поворачиваться к массажисту фасадом, кое-как занырнул в одежду и помчался по коридору к девушке за стойкой. Слава богу, в кошельке, отложенные непредвиденный случай, всегда лежали несколько купюр.

Ещё тридцать первого Розальский посмотрел на сайте расценки, поэтому он кинул на стойку купюры, схватил пальто и пулей вылетел на улицу.

Стояк за время пробежки по коридору благополучно упал вместе с и без этого не особо шикарным настроением.

Велор Павлович, теперь уже никуда не спеша, дошёл до машины, сел в салон и, уткнувшись лбом в скрещённые на руле руки, прошептал:

— Жизнь — боль…

***

— Жизнь — боль… — прислонившись лбом к холодному стеклу окна, прошептал массажист Саша, заложил за ухо выбившуюся из хвоста рыжую прядь и вздохнул.

Он так держался, чтобы не отыметь клиента прямо на столе, когда к нему на сеанс явился тот самый «виктим» и «набор ништяков», но в итоге он всё равно сорвался и поступил абсолютно непрофессионально. Он так хотел хотя бы потрогать свой набор ништяков. Перевозбудил мужика, и тот сбежал. А «набор» был хорош…

Александр вздохнул и вышел в коридор. Так мучивший его стояк к этому времени уже сошёл на нет.


Примечания:

Стол, о котором мечтал Велор во время массажа:

Часть 7. Второй сон Велора Павловича


По возвращении домой Розальский открыл ноутбук и загрузил себя работой в надежде забыть свой бесславный поход в «Добрый лекарь».

Спать он решил лечь пораньше и уже утром обмозговать ситуацию на свежую голову.

И приснился Велору Павловичу новогодний корпоратив. Все в карнавальных костюмах, и дура-секретарша Верочка, и стоматолог Марина, и Наталья с бейджиком и даже его жена Катерина. Вокруг — толпы знакомых и незнакомых. Все в масках и костюмах. Только у него, да у «старика» Полозова никаких костюмов нет. Оба обёрнуты в простыни, вроде как в бане или перед массажем. Оба босы.

«Может, это мы древними римлянами оделись?» — спрашивает во сне сам себя Велор Павлович.

Значит, идут они оба по залу и глазеют на веселящихся. Тот — пьёт, этот — ест, кто-то — танцует или ещё как веселится. Только они двое вроде как ищут в толпе кого-то.

Вот они уже в другом зале. Велор Павлович почему-то на массажном столе, а Полозов цепями к стене прижат. И нет на нём больше белой тоги-простыни.

Хочет Велор Павлович руками пошевелить — и не может. Хочет ногу приподнять — не выходит. Пытается другую согнуть — тоже не получается. На помощь зовёт — лишь мычание выходит.

И понимает Велор Павлович, что кляпы во рту у них.

Вот выходит из темноты фигура вся в чёрном. Плащ до пола на ней, и капюшон лицо скрывает.

Скидывает фигура капюшон, и видит Велор Павлович, что это «Лис», которого он на карнавале видел. Скидывает Лис плащ, а под ним — лишь кожаные штаны да жилетка.

Щёлкает Лис хлыстом, непонятно откуда взявшимся, и встаёт Полозов по стойке смирно, и член его тоже встаёт.

Подходит Лис к столу и начинает Велора Павловича по-всякому трогать-гладить, пытать-возбуждать, только кончить не даёт.

Рвётся с цепей Полозов, грохочет ими, да только подрочить на Велора Павловича не может. Член стоит колом, воздух бодает, а не достаёт.

Вот щёлкает Лис плетью во второй раз, и рвутся верёвки, что держали Велора Павловича на столе. Переворачивает его Лис и ставит раком, к Полозову лицом.

Не успевает Велор Павлович сообразить, что ж творится, и откуда на карнавале цепи с хлыстами, и куда весь народ подевался, как начинает его этот Лис трахать.

И так хорошо от этого Велору Павловичу и одновременно так противно. Хорошо — оттого, что Лис крепко за волосья его держит и на свой член надевает. А противно — так как Полозов на стене дёргается, мычит и стояком своим перед носом Велора Павловича тщетно мотает.

И хочется Велору Павловичу кончить, и не выходит. Может, голый Полозов перед носом мешает?

Вдруг щёлкает Лис хлыстом в третий раз. Вытягивает по спине Велора Павловича. Велор Павлович дёргается и кончает.

А вот Полозов на стене только членом водит и мычит.

Прислушивается Велор Павлович к ощущениям своим. В заднице ничего больше нет. По ногам и яйцам не течёт. Так кончил в него Лис или нет? Да и куда сам потом делся? И спину почему-то не жгёт. Только кляп во рту остался, а вот руки-ноги свободны.

Хочет Велор Павлович вынуть кляп изо рта и понимает, что никакой это не кляп, а сам он подушку зубами сжимает. Поднимает он голову, чтобы посмотреть, как там Полозов на стене, а видит лишь темноту и зелёные моргающие циферки. 23:18. 23:18. 23:18. 23:18. 23:19.

запись создана: 04.01.2017 в 17:17

@темы: текст, Подарочек

---

Подарок от Хлебники для Бороды из ваты

[Секретная Елочка]

...которая хотела:
1. Русреал с коварным молодым пацаном, который совращает взрослого дядю. Пацан сверху. Хэ.
2. Игра на желание. Спор. Или что-то в этом духе, где проигравший натурал. Желательно, охуевший от перспективы гопник или просто хамло, которого притягивают за язык. Хэ.
3. Френдзона, из которой есть выход. Ведь алкоголь на Новый год может творить чудеса. Хэ.

Ботинки, пальто, пиджак — Егоров словно освобождался от жесткого, тесного футляра. Не расстегнув до конца, он стянул рубашку через голову, швырнул комом на кресло, опустился в изножии тахты, а потом откинулся назад. Лопаток приятно коснулся гладкий прохладный шелк покрывала. Плечи и затылок ныли от неотпустившего напряжения, шею все еще тянуло. Он вытащил из шлевок конец ремня, дернул молнию вниз и приспустил резинку трусов.
Илья так и стоял, расслабленно привалившись к дверному косяку, и внутрь не проходил. Его скользящий, небрежный взгляд Егоров чувствовал на себе, как чувствуют кожей солнечный зайчик.
Может, и не хотел, вернулся он к последней внятной мысли. Может, и правда не верил, что все будет всерьез. Оторопел от развития событий, испугался и не знает, как теперь пойти на попятный и выбраться из самим же заваренной каши. Егоров усмехнулся. Отличный воспитательный момент. Метод естественных последствий. Жан-Жак Руссо. "Эмиль, или О воспитании". Но веселая злость как вспыхнула, так и потухла, сменившись снисходительным сожалением. Перед ним был Верин "малой", позавчерашний ребенок, которого он катал на плечах. А Егоров — взрослый мужик, которому не пристало злорадство.
Правильнее было бы дать парню шанс слиться без имиджевых потерь: обратить все в туповато-дружескую шутку или замять по дороге, подвезти к универу, высадить у метро, или вон хотя бы — зарулить в бар на углу, вместо того чтоб идти сюда, — напоить полноценно, чтоб вышибло все из памяти, и сгрузить ближе к ночи домой. Стоило деликатно позволить ему сейчас передумать и слинять, или самому неловко "уснуть", или сказать что-нибудь вроде: слушай, я так дико устал после всего, что, сам понимаешь... — и пусть считает, что хочет. Да что там, даже выйти за сигаретами и не вернуться — и то было бы нормальным выходом в ситуации.
Егоров повернул голову к двери. И наткнулся на пристальный взгляд в упор.
— Так что, ты сверху? — спросил он.
Илья дернул уголком губ и медленно, заторможенно ступил вперед. Примятый ворс ковра заглушил звук его шагов. Полминуты ушло на то, чтоб он преодолел жалких полтора метра — расстояние от входа до постели. У края он остановился, замер ненадолго, потом, словно очнувшись, похлопал себя по бедрам, достал из джинсов узкий белый тюбик и пачку презервативов и кинул на прикроватный столик. Егоров хмыкнул — тот же джентльменский набор остался в бардачке машины. Значит, все-таки собирался, подумал он, а не просто бравировал или брал на слабо.
Егоров протянул руку, провел ладонью по его бедру к ширинке, коротко стиснул — было что — и, зацепив пальцами за пояс, подтянул ближе, так что Илье пришлось поставить колено на постель.
— Мини-отель с почасовой оплатой, — глумливым голосом процитировал тот буклет. — Что ж ты со мной, как со шлюхой-то?
— Можно было и в ординаторской, конечно, — в тон ему отозвался Егоров, — кому такое бумаги заполнять мешало? — Он пожал плечами. — Ты это в книжках прочитал, что ли, — про шлюх? Место как место.
Многодневный срач, бессменное постельное белье, гора немытой посуды и советская квадратная плитка синего цвета в ванной отметали напрашивающийся вариант. Тащить члена семьи Воронцовых к себе он, пожалуй, воздержится ближайшие лет сто.
— И многих ты сюда водил?
Твоя какая забота, вертелось на языке, но что-то подсказывало, что похожего ответа малой и добивался — одному ему ведомо зачем, а играть по его правилам Егоров не желал.
— Бывало, — равнодушно соврал он и разделся наконец до конца.
Двигаясь торопливо, поспешно, Илья тоже избавился от одежды, бросил ее прямо на полу и выпрямился, снова уставившись в упор. От включенного кондиционера его кожа пошла мурашками, тонкие светлые волоски на предплечьях встали дыбом. За воронцовской ехидной бесшабашностью в глазах проступало что-то незнакомое, тяжелое и будоражащее, от чего в паху у Егорова наливалось кровью и требовательно ныло. Илья перекинул через него ногу и забрался на тахту. Он возвышался, стоя на коленях по обеим сторонам его тела, и если б Егоров приподнялся на локтях и потянулся вперед, то мог бы слизнуть аккуратную каплю предэякулята, выступившую на головке.
— Ну, — подстегнул он. Ни приподниматься, ни тянуться вперед, он, разумеется, не стал. Пусть и сильно хотелось.
Илья оперся на его грудь у плеча, когда полез за тюбиком. Помогать ему Егоров не собирался, даже ноги не развел, только прикрыл веки и постарался расслабиться в ожидании. Непонятная возня длилось дольше привычного, след чужой ладони на груди грел фантомным теплом.
Шелест срываемой пленки. Картонный шорох. Оторванный зубами обрывок фольги. Плевок. Каждый звук синестезически откликался в теле тактильным эхом. Егоров жмурился, как от ласки.
Он распахнул глаза, только когда члена коснулся латекс.
— Что ты...
До зубовного скрежета знакомые — и одновременно чужие — глаза следили за его реакцией сквозь густую щетку ресниц, в которых и пряталась искра насмешки, не вытравливаемая ни возбуждением, ни настороженностью, ни страхом. Илья зажал кончик кондома пальцами и другой рукой раскатал кольцо по длине.
— Что ты... — осекся Егоров и, не сдержавшись, застонал на выдохе, когда Илья направил его член в себя и осторожно опустился сверху.
Горячая ладонь опять уперлась в плечо. Илья навис над ним, со свистом втянул воздух, слабая судорога свела мышцу его бедра, он качнулся в сторону. Егоров помог ему удержать равновесие и слепо погладил по ребрам. Илья медленно привстал и снова насадился.
— Так? — настойчиво, искательно заглянул он в лицо потерявшему дар речи Егорову.
Его черты — узнаваемые и совсем другие — искажало желание, и Егоров тонул в нем, как в муха в сиропе, теряя волю к сопротивлению. Илья двинул бедрами — иначе, более плавно; потом еще раз — импульсивно и резко, вырвав у Егорова новый стон.
— Так? — повторил Илья и сам же ответил: — Так.
Егоров кивнул, подтверждая. Илья склонился к нему и неожиданно мягко, едва касаясь, провел пальцами по щеке: от виска к подбородку. Против воли Егоров потянулся вслед, ловя остаток подаренной ласки. Со следующим рывком (что ты... бессмысленно, по инерции ахнул Егоров) Илья нагнулся и коротко тронул сухими губами его рот.
— Что я что? — спросил он. Его зрачки были расширены.
— Что ты со мной делаешь, — выдавил Егоров между толчками, когда смог перевести дух.

— Вера... Вер, — с глухим раздражением попытался прервать он ее зажигательную историю.
Но Вера его не слышала. С чего бы?
Станет она реагировать на его вялые возражения, если Егоров никогда не мог ей отказать — ни тогда, ни теперь, и ей это доподлинно известно. Она упивалась собой: бархатным тембром своего грудного голоса, блеском в глазах, шармом — сидящая на посту медсестричка машинально откликнулась улыбкой на ее приветливый кивок, тонким запахом духов, умением забавлять даже банальным рассказом.
Она никогда бы не пришла, не будь на сто процентов уверена в успехе дела, подумал Егоров. Это злило.
— Вера!
Резкий окрик заткнул наконец фонтан ее брызжущего обаяния.
— Ну что, что?
— Начнем с того, что это не в моей власти. Так не положено, это против правил.
— Да брось! Это такая малость. Он просто постоит в углу — в халате, маске, перчатках, что там еще надо? Весь стерильный, как медицинский спирт, и молча последит за ходом операции... Он никому не будет мешать.
— Он потеряет сознания от первого же надреза, а я буду вынужден откачивать его вместо пациента.
— Ничего такого не случится, он же не институтка. Просто проблюется в туалете после всего и больше ты его не увидишь. Это все, о чем я прошу.
Егоров приостановился и взглянул на нее.
— Не понял?
— Операции две, максимум три — сделаем скидку на его ослиное упрямство — и малой больше не появится. Я его знаю как облупленного.
— Ты же сказала, он собрался в медицинский?
— Ты все прослушал, — оживилась она снова. — Я же объяснила. Это просто очередная блажь. Даже не блажь — мелкая мстительность и говноедство. Ему вдруг захотелось в Англию, хотя разговор о ней был закрыт еще пять лет назад. Тогда у отца были другие возможности, и Ильюхе предлагалось, но он сам уперся рогом, что учиться будет только здесь. А тут вдруг ни с того ни с сего передумал и подкатил с этим к отцу. Четвертый курс, какая Англия? Отец даже слушать его не стал...
Вера ненавязчиво взялась за его локоть, Егоров так же аккуратно отвел руку.
— Это все очень интересно, но я сейчас занят, — он обогнул ее и пошел широким шагом по коридору. — Позвони мне в другой раз. Может, ближе к лету.
Она пустилась следом, нимало не смутившись, словно не слыша его слов. Ничто не могло заставить Веру Воронцову отступить, если она что-то вбила себе в голову.
— И тогда с какого-то перепуга возникла эта тема с поступлением в медицинский и прорезавшейся тягой кого-то лечить. В двадцать лет, видите ли, он вдруг осознал свое истинное призвание: приходи ко мне лечиться и корова, и волчица. Ну чушь же!
— Чушь, — согласился Егоров. Он открыл дверь на лестницу и стал спускаться. Вера не отставала.
— И теперь этот новоявленный айболит компостирует отцу мозг так, что тот уже готов сдаться и подписаться на еще десять лет его обучения с нуля. Но ведь это бред!
— Бред, — на ходу бросил ей Егоров.
Вера прытко обогнала его на ступеньках и поскакала спиной вперед, держась за перила, просительно и лукаво вскидывая ресницы. В этом было что-то раздражающее, выбивающее его из колеи. Ей давно было не пятнадцать. И даже не двадцать пять. Прежние девчачье-пацанские ужимки не шли ни кашемиру на ее плечах, ни тонким каблукам, ни блеснувшему за прядью волос бриллианту. На ее лице можно было прочитать весь прайс косметологического отделения клиники "Скандинавия". Не заставит себя ждать и эстетическая хирургия, оценил он.
— Ему достаточно увидеть какие-нибудь кишки или подкожный жир — и он забудет о своей маленькой мести. Покажи ему что-нибудь мерзкое, — фыркнула она, — огромную опухоль там, или трофические язвы, или гангрену. Бывает же у кого-нибудь такое? Этого ему точно хватит забыть про глупости.
Она находила это комичным. В уголках ее пухлых губ и глаз без морщин плясали смешинки. Ей было весело. Егоров поморщился.
— Егоров, миленький! Пожалуйста.
Она молитвенно сложила руки , железобетонно уверенная, что детская непосредственность в ее исполнении все еще способна производить нужный эффект.
Она должна была казаться ему жалкой и смешной, но не казалась. Он видел то, чего не видел когда-то, много лет назад, и понимал теперь все то, чего не осознавал раньше.
Но ему было на все это плевать, вот что бесило больше всего.
— Выход с отделения — там, — сказал он и махнул направо. — Мне надо идти. Был рад встрече.
Вера упрямо пошла за ним через холл.
— Посетителям туда нельзя, — повернулся к ней Егоров у лифта.
— Твой ответ: нет? — переспросила она.
— Извини.
— Хорошо, давай поговорим иначе, — мгновенно избавилась она от нарисованной улыбки и нанесенного пуховкой шарма. — Я заплачу. Сколько?
Егоров усмехнулся и молча покачал головой — своим мыслям, не Вериным словам.
Боковым зрением он вдруг заметил, как от столба отделилась сливавшаяся с ним до той поры фигура.
— И вот так каждый раз, — услышал он и в первый момент даже остолбенел: настолько ярким показалось дежавю. Вспышка улыбки — то ли самоуверенно-наглой, то ли беззащитно-отчаянной, белые зубы, челка, спадающая на глаза. — Ты свалил. А мне с ними жить.
На секунду Егорову почудилось, что даже глаза были подведены точно так же. Он моргнул. Ерунда, конечно, — парень был как парень: острые широкие плечи, стертые на бедрах джинсы, руки в карманах безразмерного худи, растрепанная шевелюра. И вроде не так чтоб сильно похож, если приглядеться, но...
— Я Илья. Помнишь меня?
Егоров очнулся от наваждения и медленно приподнял кисть параллельно полу.
— Вот таким.
Губы у него были шире и тоньше тех, на которые Егоров так же неприлично уставился вечность назад. Он столько раз потом видел эту гремучую смесь смущения и дерзости, что мог бы и привыкнуть.
Правда заключалась в том, что он так и не привык.
— Ты, как обычно, вовремя, — напомнила о себе Вера. Егоров перевел взгляд с Ильи на нее и обратно. — Я, пожалуй, пойду.
— Да. Был рад встрече.
По инерции Егоров смотрел ей вслед, пока цокот шпилек не заглох за вертушкой.
— Это пугает, да?
— Что именно? — настороженно уточнил Егоров.
Илья неопределенно обвел пальцем холл.
— Ну... это все. Ответственность, — пожал он плечом. — От тебя же зависят человеческие жизни. Всегда было интересно, как врачи с этим справляются.
— Я здесь не один на сто миль. Не только от меня что-то зависит, — ответил Егоров.
Двери грузового лифта неожиданно разъехались в стороны, и им пришлось посторониться, чтобы пропустить каталку. Егоров машинально ответил на чье-то приветствие. Раздолбанные колеса с грохотом преодолели железный порог.
— Знаешь, мне тоже пора... — протянул он Илье руку для быстрого пожатия, останавливая ногой смыкающиеся двери, но Илья задержал его руку в своей, положил на его запястье другую ладонь — словно пойманный этим в ловушку, Егоров замер на полушаге.
— Я слышал твой ответ, — сказал Илья.
Егоров хотел сказать: хорошо, что так. Хотел сказать: если слышал, то должен понять. Или: ничего личного. Но промолчал, чего-то ожидая.
— Одну смену, — попросил Илья. — Подари мне смену твоего времени, и если я тебе помешаю, то отстану, как Вера и хочет. Я не буду путаться у тебя под ногами, доставать тупыми вопросами или что-то в этом духе. Ты меня даже не заметишь.
Он снова улыбнулся, и Егорова опалило взглядом из-под прищуренных век.
Разумеется, сказал он себе. Все так и будет.
— Хорошо, — сдался он. — Жду тебя в среду.

Шею и затылок отпустило. Егоров крепче обнял подушку, с наслаждением поерзал, повернул голову и притерся другой щекой. Он чувствовал себя куском дрожжевого теста. Плечи перестали ощущаться каменными, согретые неожиданно сильными руками мышцы приятно ныли. В поясничном отделе хрустнуло и встало на место.
— Эй. Полегче там.
Илья убрал руки и сполз ниже. Егоров лениво ждал, но прикосновений больше не последовало.
— "Полегче" не значило "остановись". Все в порядке.
— Нравится?
— Да, — подтвердил Егоров. — Не знаю как хирург, но массажист из тебя вышел бы неплохой.
— Как скажешь. Полегче так полегче.
Он устроился получше — Егоров усмехнулся, физически почувствовав причину неудобства — провел ребром ладони вдоль его позвоночника с одной стороны. Потом с другой.
— Рельсы, рельсы...
Егоров хрипло рассмеялся.
— Шпалы, шпалы... Ехал поезд из Варшавы.
— У нас говорили "запоздалый".
Ему давно не было так хорошо. Он размяк и расслабился. И даже пожалел, что не забил на постыдность своего жилища и не повез Илью к себе. Тогда можно было бы никуда не торопиться и лежать вот так долго-долго, наслаждаясь чужими руками и весом гибкого тела.
— Из последнего вагона посыпался горох... — Было щекотно. От кончиков пальцев Ильи кожу покалывало, как от мелких разрядов тока. — Пришли куры — поклевали... Пришли гуси — пощипали... Пришел слон — потоптал.
— Привстань немного, — попросил Егоров.
Илья повозился у него за спиной и действительно приподнялся. Егоров перекатился набок и переложил подушку от изголовья в низ живота. Повернулся обратно и лег лбом на скрещенные предплечья.
— Пришел дворник... — ну, что там дальше? — глухо бросил он застывшему в молчании Илье, не поднимая головы.
— Разметал, — голос Ильи дрогнул и сорвался.
Несколько секунд спустя он подтянул к себе валяющуюся рядом вторую подушку, и Егоров позволил запихнуть под себя ее тоже. Теперь его зад был глуповато выставлен на обозрение, словно на подиуме. Илья переступил, поставив между его ног сначала одно колено, потом второе.
— Пришел начальник, — сообщил он очень сосредоточенно, сбивая слова, как кегли, тяжелым дыханием. — Поставил стул... стол... печатную машинку.
Сухими, обжигающими ладонями Илья огладил его тело от шеи к бедрам, провел по плечам, лопаткам и ребрам; словно проверяя реакцию, с силой сжал ягодицы. Егоров дернулся. Наволочка под ним была уже влажной от смазки.
С резинкой Илья справился не так быстро, как в первый раз, но вошел грамотно, Егоров ожидал худшего.
— А откуда знал, если не секрет? — вдруг стало любопытно ему.
— Да так... предположил, — ответил Илья не сразу, Егоров уже решил, что тот предпочел не услышать. — Вера мне ничего не рассказывала, если что.
— Она ничего и не знала.
Он на пробу толкнулся назад, чтоб ускорить процесс, Илья охнул, но не повелся и притормозил, продолжая толкаться размеренно и основательно. Опыта соответствующего у него, положим, все же не было, со странной собственнической радостью, решил про себя Егоров. Но для первого раза Илья держался более чем достойно. Разгоряченный, он пьяняще пах свежим, молодым жаром и брал с большим азартом и увлеченностью, чем отдавался. Постепенно нарастив темп, он стискивал бедра Егорова до синяков, коротко сдавленно постанывал и уже позволял себе подмахивать, так что каждый толчок правильнее было бы называть столкновением. Егоров шипел на особо резких и закусывал губу — сказывался долгий простой — но такое ему нравилось. Только очень хотелось взглянуть Илье в лицо.
В какой-то момент — Егоров сам уже прилично поплыл — тот отпустил его бедро и переложил руку ему на плечо, сжал пальцы у ключицы и потянул вверх, привлекая к себе. Егоров поддался, оттолкнулся ладонью от смятой постели, прижался спиной к вздымающейся груди. Илья зажал его шею в сгиб локтя, как в тиски, и не останавливался, а второй рукой грубо обхватил член. Передернул без церемоний и нежности.
— Дорогие мама с дочкой — ну, как там дальше? — с рваным смешком прошептал он Егорову на ухо. — Дзинь-точки.
Егорова выгнуло. Сперма обляпала не только съехавшие подушки, но и простыню, одеяло, и даже деревянную спинку тахты.
Он вывернул голову назад и благодарно, мокро чмокнул Илью в губы. Тот судорожно сдавил его в неудобном объятии и всхлипнул. Егоров подумал, что он тоже все, но ошибся. Илья выпустил его из рук и еще минуту-другую догонялся, поставив в коленно-локтевую.
— Егоров, — тихо позвал он, когда отдышался. Он привалился к его плечу, потерся гладкой щекой о кожу — то ли извиняясь, то ли заискивая. Егоров улыбнулся.
— Что?
— Ты охуенный, знаешь?
Сомлевшее в истоме тело словно окатили ледяной водой. Распаленное огнем сердце окаменело и разом осыпалось в мелкое сухое крошево.
— Да, — через силу выдавил из себя Егоров. — Мне говорили.

Он, конечно, блевал. Но потом, после. Тихо слинял куда-то, так чтобы никто не наткнулся. Может быть, на улицу.
— Да ладно тебе, нормально продержался же, — устало откинувшись к спинке дивана, сказал Шахназаров. — Для первого раза очень даже неплохо.
— Головная боль, — поморщился Егоров.
— Ну, тоже верно. Но если, как ты говоришь, почти родня...
Илья вернулся минут через пятнадцать, перекатывая мятную жевачку во рту, с красной сеткой сосудов на белках и слипшимися мокрыми ресницами, встал у двери, не переступая порог.
Егоров оторвал блокнотный лист, черкнул название и вышел к нему в коридор.
— А можно мне остаться еще? Я не буду мешать.
— Иди домой, — помотал головой Егоров и сунул ему бумажку.
— Что это?
— Возьмешь на посту. Попроси воды и прими сразу.
— Да нормально все. Не надо... — замотал головой Илья.
Егоров отмахнулся.
— Надо. И еще: пустой желудок в этом деле не спасает, голодная рвота с желчью хуже. Так что в следующий раз немного поешь, только лучше не пей.
Ему хотелось сказать что-то поддерживающе-одобрительное, но никогда ничего такого не умел, и вместо похвалы только пожал плечами.
— На самом деле, это не страшно, у многих поначалу бывает. Со временем проходит, — он поднял взгляд на Илью и удивился выражению нескрываемого довольства на его лице.
— Когда? — спросил тот.
— Что когда?
— Следующий раз. Завтра?
— Завтра у меня только смена закончится, — усмехнулся фирменной воронцовской напористости Егоров. — Может, через неделю или даже две. Я тебе позвоню.
— А во сколько?
— Не знаю, как получится. А до которого часа тебе можно звонить?
— да нет, я не в этом смысле, — засмеялся Илья. — Во сколько смена закончится?
У него был приятный смех, сдержанный, не такой взрывной, как у сестры, да и улыбка была не совсем ее — теперь, когда Егоров присмотрелся, ему казалось странным то первое, яркое впечатление идентичности. В малом узнавались обе породы Воронцовых одновременно, в Вере всегда было больше отцовского, отточенно-прямолинейного, а в чертах и манерах Ильи сквозила и обманчивая кошачья мягкость покойной Марины Львовны.
— А тебе зачем?
— Да так. Интересно стало.
— В восемь заступил, прибавляй сутки. Но у меня еще дела, так что точно не скажу.
Егоров освободился только около полудня. Вышел на улицу, потянулся, хрустнув суставами. Утренняя прохлада и дымка, о которых так мечталось под хирургическими лампами, окончательно рассеялись. Солнце резануло уставшие глаза, от асфальтовой духоты запершило в горле. Он подумал о предстоящей дороге через весь город, и предложение Шахназарова прикорнуть в оридинаторской на диванчике уже не вызывало у него прежнего протеста. Егоров широко, с чувством зевнул и протер заслезившиеся глаза. В первую секунду он даже решил, что знакомый силуэт у края пандуса ему почудился, но потом Илья прытко взбежал к нему по ступеням.
— Что случилось? Ты зачем здесь?
— Встретить тебя, — с легким удивлением, как о чем-то заранее оговоренном сказал он.
— Я на своей.
— Я тоже. Мне все равно нечем заняться — я выспался, отдохнул. А тебе куда сейчас за руль? Я тебе даже машину потом пригоню, если доверишь.
Тащиться через весь город и правда не хотелось, упасть на переднее рядом с водительским и забыть наконец о концентрации внимания — чем не рай. Егоров развел руками.
— Меня посетила мать Тереза.
Шутка была так себе, достойной суточного дежурства, но Илья вполне искренне хмыкнул, и это оказалось неожиданно приятно.
— Это твоя?
— "Моя машина" не означает "мой выбор", — словно в оправдание сказал Илья. — Подарок.
— На окончание школы? — если бы Егоров не знал Воронцовых, то мог бы решить, что тот смутился. — Дай угадаю, чей выбор.
— Да уж, не Борис-Михалыча точно, — рассмеялся Илья.
В салоне было хорошо, светлая кожа подголовника мягко приняла его гудящий затылок, тонировка успокоила воспаленные веки.
— Очень хочешь спать?
— А сам как думаешь? — Илья не заводился, чего-то от него ожидая. — А что?
— Хотелось как-нибудь тебя угостить. Сегодня не получится
Егоров повернул голову и выразительно скосил на него глаза.
— После суток у тебя ведь выходной? — не реагируя на его молчание, продолжил Илья.
Это был совершенно необъяснимый феномен. Егоров никогда не любил панибратства и простоты того разлива, которая хуже воровства. У него было не так уж много друзей, он мало кого к себе подпускал. Быстрый переход личных границ ему самому был не свойствен, и потому шанс оказаться частью его жизни у тех, кто пытается вломиться туда без стука, стремился к нулю.
И тем не менее второй представитель семейства Воронцовых, который не просто не стучит, но норовит открыть дверь с ноги, не вызывал у него инстинктивного отторжения. Даже наоборот. Егоров выработанным стоп-взглядом посмотрел на Илью, но идея посидеть с ним в баре какое-то мгновение не выглядела для него абсурдной.
— Я не пью.
— Совсем?
— С теми, кому нет двадцати одного.
Илья развернулся к лобовому стеклу с видом победителя и завел мотор.
— Хорошо. Я возьму с собой паспорт, — он не выдержал и прыснул на невысказанный вопрос. — Дай угадаю источник инфы. Вера Борисовна всегда плохо считала.
Егоров вспоминал ту поездку потом урывками — но вспоминал. Почему-то больше всего он боялся полноценно отрубиться и захрапеть, не хотелось, чтобы Илья расталкивал его у подъезда залившим слюной обивку, с осоловелым, помятым лицом. Солнце било в глаза на поворотах и в просветах улиц, на съезде с моста их основательно тряхнуло, и Егоров рефлекторно перехватил руль, соприкоснувшись ладонью с пальцами Ильи. Тот что-то рассказывал — как и Вера, он умел говорить о непримечательном забавно — но оборвал фразу на середине.
— Прости, что не приглашаю, сам понимаешь... — сделав неопределенный, заменяющий объяснение жест, извинился Егоров у подъезда.
— Окей, — с насмешливо-печальным видом ответил Илья. — Не будем торопить события.
Егоров улыбнулся.
— Часто такое слышишь? Мне казалось, что сейчас с этим делом попроще.
— Смотря у кого. Смотря с кем.
— Значит, все как обычно. У тебя есть кто-нибудь? — вдруг спросил Егоров, сам от себя не ожидая. С недосыпа он обычно страшно тупил и подвисал, а тут, видимо, заразившись от Воронцова, наоборот поймал себя на бесконтрольной расторможенности.
— Я бы сказал, что да, — внешне Илья никак не отреагировал на бестактность, что Егорова успокоило, — если бы был уверен, что этот кто-нибудь знает, что он у меня есть.
— Ну это дело времени, — открыл он дверь.
— Само собой, — легко согласился Илья и махнул ему в боковое стекло.

— Я что-то не так сделал?
Илья сидел на краю тахты и следил за его перемещениями по номеру. Привычная легкая ирония в его взгляде исчезла.
— О чем ты?
— Не знаю, — пожал он плечами, — потому и спросил.
Егоров с трудом расправил напяленную на влажное тело футболку, собрал с пола и кресла остальные вещи — старательно сложил по швам в стопку.
Он тянул время. Он никогда не умел врать, только уходить от ответа.
— Я что-то не так сказал, да?
Глупо было думать, что Илья оставит ему такую возможность.
— Не придумывай, — ровно сказал Егоров. — Все в порядке.
Это было неправильно, но нахлынувшая волна жалости заставила его бросить вещи на стул и подойти к Илье. Слов не было — и не могло быть, но Егоров безотчетно протянул руку, чтобы просто дотронуться до него, утешить тактильно, и коснулся его отросших волос. Жест вышел смазанным и неловким, Илья потянулся к нему, задрал голову, подставляя щеку. Егоров проехался пальцами по его лицу, не удержавшись, приподнял за подбородок, нагнулся и крепко, с нажимом поцеловал в губы.
— Все будет хорошо.
Илья перехватил его руку у запястья, но не настойчиво, а как-то очень мягко, словно просяще — кисть Егорова легко выскользнула из его ладони, еще пару мгновений Илья держал в горсти пустоту.
— Мы точно должны идти?
Егоров одновременно злился и мучился совестью. Илья был ни в чем не виноват: просто еще один запутавшийся, предоставленный самому себе ребенок, который сам не знает, что и зачем творит. Но второго погружения в затягивающий омут этой жадной недолюбленности Егоров позволить себе не мог, слишком резко и жестоко его выдернули из первого. Повтор декомпрессионной болезни его сломает, он это точно знал.
— Я собирался где-нибудь перекусить.
— Можно было бы заказать еду сюда.
— Не очень-то люблю есть в постели.
Илья кивнул.
— Хорошо, как скажешь, — он помолчал, будто раздумывая, продолжать или нет, а потом все же скривил губы: — Ты сказал, что заплатил за сутки... Мы еще вернемся?
— Разве тебе не нужно домой?
Илья зло сверкнул глазами и подобрался на постели.
— Егоров, мне двадцать один год, и я уже пять лет как живу сам по себе. Не разговаривай со мной, как с ребенком.
— Извини.
Егоров сгреб одежду и отправился в ванную одеваться. Идиотизм, но разматывать обернутое вокруг бедер гостиничное полотенце и натягивать трусы при Илье ему было стремно.
Когда он вернулся, Илья сидел на том же месте, подтянув к себе ногу, голый, и как будто никуда не собирался. Зато хмурая подозрительность вновь уступила место привычной лисьей ухмылке, что Егорова сейчас не столько радовало, сколько заставляло напрячься.
Он вопросительно остановился напротив.
— Иди сюда, — попросил Илья. — Не бойся. Это ненадолго.
Егоров вздохнул.
— Илья...
Тот откинулся на локти, медленно вытащил из-под бедра ступню, согнул ногу, широко отвел колено в сторону и уперся пяткой в угол прикроватного стола.
— Перестань. Пожалуйста.
— Иди сюда, — упрямо и требовательно повторил Илья. — Еще один раз. В остальном, разве мы не поступаем, как хочется тебе.
В раздумье Егоров не трогался с места.
— Паллиативная медицина, — сказал Илья. — Так ведь это называется? Ты же врач, Егоров.
— Что ты несешь? — шагнул вперед Егоров, и Илья подался ему навстречу.
Они молчали в ресторане. Егоров не помнил, как заказывал — и очень удивился принесенной форели на пару, не чувствовал вкуса еды, не слышал обрывков чужих разговоров, хотя соседние столики были заняты.
— Значит, все в порядке? И я могу продолжать приходить в больницу.
— Конечно. Про тебя даже завотделением спрашивал на днях. А девчонки так вообще откусят мне голову, если ты не придешь.
— Когда у тебя дежурство?
Он проверял, Егоров знал, что Илья наизусть помнит его график.
— В четверг.
— Я приду, — пообещал Илья.
Перед тем как лечь спать, Егоров снял с зарядки телефон, выбрал в списке номер: "не спишь? позвонить можно?"
Шахназаров отзвонился сам.
— Что-то случилось?
— Ничего. Ничего особенного. Просто у меня тут дела неотложные нарисовались, в связи с чем просьба: в четверг не подменишь? А я за тебя в воскресенье выйду.
— В четверг? — сверился с календарем Шахназаров. — Годится, подменю.
— Да, — как бы вдогонку, в проброс продолжил Егоров. — Там Ильюха должен будет в четверг прийти, уговор с ним был. Так ты подхвати его — не в службу, а в дружбу.
Шахназаров фыркнул.
— Ну! Если он мне, как тебе, еду таскать и бумажки заполнять станет, я его у тебя с руками оторву.
Что-то саднящее царапало за грудиной полночи и не давало спать. Промаявшись часов до пяти, измотанный больше, чем на сутках, Егоров поднялся и пошел в туалет. Он долго мыл руки и тупо пялился на себя в зеркало, никого, кроме жалкого клоуна, там не наблюдая.
На груди, рядом с соском, под мочкой уха, на плече у ключицы багровели свежие засосы.

Егоров всегда тяготился общением с неровесниками: что со старшим поколением, что с молод
ым. Оно не складывалось для него естественным образом, в обоих случаях случае ему приходилось подстраиваться, а он не любил к собеседнику снисходить, к щенячьей ли ограниченности или к старческой закостенелости сознания — все равно.

Странным было то, что с Ильей Егоров этого никогда не ощущал. Он отчего-то не чувствовал рядом с ним их разницы в возрасте. Дело было не в зрелости Ильи, тот был обычным, средним парнем, со своими постдетскими проблемами, интернет-шутками в речи и максималистскими сентенциями. Ничего такого, что отличало бы его болтовню от болтовни тысячи других ребят, Егоров не замечал. Встречаясь, они не философствовали, не обсуждали чего-то важного, Илья не поражал глубиной или нестандартностью суждений, если бы Егорова попросили оценить его ум, он затруднился бы с определением: Илья был неглупым, сообразительным, понятливым — но интеллектуалом Егоров бы его не назвал.

Их отношения не были отношениями наставника и ученика — веселое панибратство Ильи и отвращение к роли гуру у Егорова не допускали даже намека на что-то похожее. Иногда Егорову приходило в голову, что со стороны они смотрятся вместе странно, Илье сложно было дать больше двадцати, Егоров не выглядел младше своего тридцатника с хвостиком — что в глазах других могло их связывать? дальнее родство? ситуативное знакомство? До поры это мало его волновало.

С Ильей было легко. Егоров любил те смены, когда тот приходил, они пролетали быстрее и казались не такими напряженными. Егоров привык к тому, что тот подхватывает его после дежурства, ему нравились их полусонные на час-другой посиделки в кафе или баре перед возвращением домой. Его терапевтически успокаивала неназойливая, не требующая от него особого участия, беседа. Ему было приятно смотреть на Илью, слышать его голос.

Он с удивлением ловил себя на том, что Илья стал для него чем-то вроде релаксанта и стимулятора одновременно.

@темы: текст, Подарочек

---

Подарок от Вкусной сосульки для Чебурашки

[Секретная Елочка]

...который хотел: Юмор, без рейтинга, двое взрослых (не женатых, без детей и пр) гея.

@темы: арт, Подарочек

---

Подарок от ПинкДрэгон для A.Zimova

[Секретная Елочка]

...которая хотела: текст, романс, слэш, херт-комфорт (например, ссора-примирение).

Концерт перед Рождеством

Крис видел её. Ту самую, идеальную, прекрасную, невероятную картину. Зелёные луговые склоны,заснеженные вершины, яркое небо и маленький домик за холмом. Настолько маленький, что его сложно заметить. Или нет, наверно он должен быть заметен. И притягивать взгляд к правому нижнему углу холста.Чтобы была красивая диагональ от пика справа к тёплому окошечку дома. Да, Крис видел это. Эта картина стояла у него перед глазами.

А вот на холсте были какие-то неловкие мазки зелёного, синего, белого, где-то даже желтого цветов. Какая-то феерия оттенков, которая не укладывалась в диагональ, да даже в склоны не укладывалась. А самым ужасным,самым возмутительным, самым вызывающим было коричневое пятно в правом нижнем углу холста. Оно дразнило и смеялось. Оно будто бы говорило - посмотри на меня, посмотри и увидь весь свой “талант”,посмотри, во что превращается твоя идея, она так же уродлива, как я.

Крис в отчаянии метался по комнате, садился обратно к холсту и к краскам, он не мог позволить себе бросить начатое. Эскизы! На эскизах же всё было так хорошо! Вот справа к мольберту приклеен карандашный набросок- в нём всё прекрасно. Каждая черта и каждый вздох. Диагональ, домик, даже изгиб холма! Почему в цвете всё становится таким ужасным. Где его мастерство? Где послушание кисти и краски?

Крис не мог найти ответа, мысли метались в его голове, руки тряслись и он боялся сделать лишний мазок. Всё становится только хуже. Его идея, его картина, она падала, портилась, размазывалась. Крис всматривался в картину, судорожно сжав руками стул, на котором сидел, широко расставив колени. Он наклонился чуть вперёд, пытаясь увидеть каждый чёртов мазок, который портил всё на этом белом свете.

Лёгкий стук в дверь не смог отвлечь его от самобичевания и ненависти к себе. Даже когда его позвали по имени, он лишь мотнул головой, показывая, что не хочет никого и ничего слышать. Мягкие светлые пряди мазнули по щекам и упали на напряжённые плечи, ещё сильнее отгораживая Криса от внешнего мира.Напряжение между картиной и художником нарастало. Казалось, что сейчас полетят искры и холст займётся пламенем.

Но сильные шершавые руки вторглись в эту битву. Широкие ладони обхватили плечи юноши, спустились на грудь, обнимая, и острый подбородок уткнулся в макушку Криса. Его о чём-то спросили и случился взрыв.

- Отстань от меня! Ты что, не видишь?! Я - работаю! - вскричал Крис, высвобождаясь из объятий. Он резко вскочил и развернулся в сторону раздражителя. Широким взмахом руки, в попытке отбиться, художник задел своё детище и мольберт опасно закачался. Сильные руки успели поймать конструкцию и поставить обратно,но Криса уже ничто не могло остановить.

- Ты вечно всё портишь! Ты приходишь когда не надо! От тебя одни проблемы! Смотри какой ужас я написал! И всё из-за тебя! - в истерике Крис бросился на своего противника, стал колотить его кулаками по груди и плечам.Молодой человек с ярко зелёными волосами и с широкими кожаными браслетами на запястьях был вынужден чуть отклониться назад, чтобы перехватить руки взбешённого художника. Эрик был на пол головы выше, но шире в плечах и физически сильнее, от того ему не сложно было сначала зафиксировать руки Криса, а потом и прижать к себе, обнимая и пытаясь успокоить.

- Крис, тихо, спокойно, не кричи, - пытался мягким голосом вразумить любимого Эрик. Но это не помогало,юноша бился в его руках и обвинял во всех грехах. Терпение Эрика тоже было не безграничным, но, глубоко вздохнув, он решил предпринять ещё одну попытку. Молодой человек крепко взял Криса за плечи и сильно встряхнул.

- Крис! Приди в себя. Ты уже сидишь в этой комнате третьи сутки, а сегодня даже не ел. Ты не прикоснулся к завтраку, что я оставил у двери утром. Ты меня вообще слышишь? Тебе надо съесть хоть что-то. Крис! - для убедительности Эрик снова встряхнул своё нерадивое чудо, но чудо лишь молча мотало головой. Это молчание заставило поверить, что Крис всё-таки немного пришёл в себя и от него можно ждать чего-то адекватного.

- Иди вон. - Тихо, недопонимая головы, произнёс Крис. - Видеть тебя не хочу. Ты мне мешаешь! - Он резко вскинул голову и с ненавистью посмотри на Эрика. - Я же сказал тебе - не входить ко мне, когда я работаю! -Юноша перешёл на крик и жестом указал на дверь. - Уходи. Я ненавижу тебя! Ты всё испортил. - Он пнул стул,поправил его обратно и уселся вновь перед мольбертом, полностью игнорируя Эрика.

Волны злости и ярости поднимались в душе панка. Он много уже повидал от своего сумасшедшего парня, но таких слов ещё не слышал. Эта картина - какой-то пейзажик!! - будто свела с ума юношу. Эрик сжимал и разжимал кулаки, не смея пошевелиться. Он был бессилен, он был зол. Резко развернувшись на пятках,широкими шагами он покинул студию. Такое терпеть было уже невозможно.


***


Редкие снежинки спускались на землю. Ночью прошёл хороший снегопад и трава в стороне от тротуара принакрылась снегом. Лёгкий минус и сырость сделали дорогу скользкой, небо серым, а настроение отвратительным. Хотя нет. Пожалуй настроение отвратительным сделала истерика Криса, а не погода. Или они просто хорошо постарались вместе.

Тяжёлые ботинки Эрика топтали хрупкие белые снежинки и панк чувствовал какое-то затаённое удовлетворение от этих маленьких жестов разрушения. Зелёные пряди падали на глаза, снежинки падали на зелёные пряди. Под куртку пробирался холод, но злость грела его так, что он даже не думал застёгиваться.

Снег редко выпадает в этих краях. То, что он выпал под самый Новый год можно считать рождественским подарком. От какого-нибудь доброго Санты. Но лучше бы Санта подарил тому идиоту мозги.

Эрик со всей силы ударил кулаком в кирпичный забор, мимо которого шёл. Один удар никак не сказался ни на заборе, ни на кулаках и Эрик стал отчаянно колотить ненавистную стенку. Точне он колотил ненавистного Криса. А стенка просто была его удачной заменой.

- Ааа! Ёбаный в рот! Крис! Какого хуя! - прокричал на стенку Эрик, чем напугал мимо проходящую девушку. Она сильнее вцепилась в сумку на своём плече и ускорила шаг. Парни в кожаных куртках и брюках, с яркими причёсками и символом анархии были делом достаточно привычным, но их всё равно побаивались.

Эрик сделал несколько глубоких вздохов и продолжил свой путь. Надо просто выкинуть всё из головы. Через три дня концерт, сегодня вечером репетиция и всем будет только хуже, если он не сможет взять себя в руки. Всё станет намного лучше, когда он выйдет на сцену, когда он увидел огонь в глазах ребят внизу и когда он почувствует этот огонь в себе. Это будет совсем скоро. Тогде он найдёт себе какого-нибудь очумевшего от музыки и света паренька, трахнет его в одном из углов паба и пошлёт ко всем чертям эту блондинистую истеричку. Пускай сам справляется как хочет. Эрик умывает руки.

Костяшки пальцев начали саднить. В конце концов эти неприятные царапины помогут во время игры отвлечься от разрывающей боли где-то в середине груди.


***


Утро перед концертом было безобразно солнечным и радостным, что никак не совпадало с мироощущением Эрика. Он с трудом поднялся с кровати, голова была тяжёлая а мотивация к действию отсутствовала почти полностью. Но он вроде как обещал быть паинькой и приползти на концерт, и даже в приличном виде. Ну как в приличном. В приличествующем.

Эрик провёл рукой по лицу, пытаясь согнать остатки беспокойного сна и бросил взгляд на часы. Было почти 10,в обед они должны подтянуться в клуб для настройки аппаратуры и спевки. Значит есть только три часа на сборы - благо паб не далеко. Мысленно Эрик пытался подсчитать сколько ему надо на душ, на ирокез, на сбор гитары и на завтрак. Выходило прилично - особенно на ирокез. Сам он его умрёт ставить. Обычно это делал Крис…

При мысли о возлюбленном у панка заболело в районе сердца и потянуло выпить какой-нибудь бодяги. Где-то точно было пиво. Им и позавтракаем. С тяжёлым вздохом и придерживаясь за стены, он проследовал на кухню.

После душа, во время сушки хаера, Эрик вяло размышлял о необходимости брить голову. По бокам от ирокеза уже отрастает его родной русый цвет и ему это не нравилось. Да и сам ирокез пора бы подкрасить. Хотя как-то пофиг, если он его сегодня поставит - это уже будет подвиг и ребята обязаны будут проставиться. Хотя бы пинтой того пойла, что наливают в пабе. Апатичные мысли прервал звонок в дверь.

Всё страдания мира отразилось в глазах отражения Эрика, но надо было идти смотреть, кого там нелёгкая принесла. Может соседка опять кота потеряла или матушка в очередной раз решила проведать нерадивого безработного и безответственного сыночка. Её только не хватало… Надо хоть брюки натянуть.

Звонок в дверь повторялся из раза в раз, демонстрируя, что гость уходить не собирается. Эрик уже застёгивал ремень на своих единственных и заношенных до невменяемости брюках, когда навязчивая трель заиграла в десятый раз. Эрику не очень было интересно, кто там стоит, ему просто хотелось, чтобы этот некто ушёл.Поэтому он резко распахнул дверь и из-под чёлки взглянул на звонившего. Крис…

Эрик не мог произнести не слова, но мысль захлопнуть дверь обратно он быстро отмёл - это не он тут истеричка и королева драмы. Панк прислонился спиной к косяку, сложив руки на груди, и одной ногой перегородил проход, уперев босую ступню в противоположенный косяк. Говорить он ничего не хотел, но вот послушать извинения этого блондинистого придурка он был готов. Однако Крис не торопился с извинениями.Он просто стоял и очень грустно смотрел на Эрика. И улыбался. Крайне виновато и настолько трогательно, что панк не выдержал. Смотреть на эту виновато-умилительную щенячью морду было выше его сил. Эрик лишь зло цокнул языком и молча вернулся в квартиру, оставляя дверь открытой.

Он вновь в ванной уставился в зеркало, пытаясь рассмотреть обросшую голову и судорожно перетягивая свои мысли с Криса на решение задачи брить или не брить.

- Может тебе уже пора побрить голову? - послышался тихий голос. Крис стоял в дверях ванной и всё так же виновато улыбался. - Давай ты где-нибудь сядешь, а я всё сделаю. И ирокез поставлю тоже. У тебя же сегодня концерт, так? - он улыбнулся чуть шире и попытался заглянуть в глаза родного панка. Эрик лишь буркнул что-то невнятное, отодвинул Криса с дороги и вышел из ванной. Предполагалось, что он согласился.

Эрик в душе бурчал и хохлился. Внешне он просто скрестил руки на груди, положил ногу на ногу и уселся на кровати, смотря в окно. Приходят тут всякие, ни слова извинения, будто ничего и не было, будто всё как раньше. Вот пускай теперь по кровати прыгают, если так хотят помочь с хаером. Крис притащил в комнату парикмахерские принадлежности, которые всегда хранились у панка, отрыл в шкафу единственную белую простую, которую сам когда-то сюда принёс специально для таких случаев. Закутав, закрывшегося от него,Эрика в белую ткань, Крис зачесал длинный хаер на левую сторону и нанёс гель для бритья на правую часть головы.

Ему всегда нравилось брить своего панка. И ирокез ему ставить. Скольжение бритвы, вылавливание последних непробритых участков, протирание оголившегося черепа, а затем и колдование над оставшимися длинными и яркими прядями приносили море чистого восторга и вдохновения. Ну и конечно гордость за лучший ирокез в районе, а то и во всём городе. В этот раз он тоже очень старался, ведь именно сегодня такой важный вечер для группы Эрика - они намерены представить публике свои новые песни. Быть может именно после сегодняшнего концерта ребята наконец смогут пробиться в центральные панк-пабы, а там их заметит кто-нибудь важный.

С улыбкой Крис протёр тёплым полотенцем правую половину головы и зачесал волосы направо. Крис чувствовал себя ужасно виноватым за ту истерику. Но он не мог найти слов, чтобы как-то оправдаться. Он вообще не был уверен, что сможет оправдаться. Что ему есть оправдание. Колени уже безумно устали от неудобной позы - приходилось балансировать на мягкой кровати, а опереться было не на что. Эрик точно специально сюда сел. Тяжело вздохнув Крис начал протирать вторую половину головы. Лысые бока красиво блестели, но было бы не плохо промыть корни будущего ирокеза от геля. Но времени на повторную сушку уже просто не оставалось.

Крис размотал Эрика и сполз с кровати, встряхивая ноги. Колени знатно затекли. Юноша поймал ехидный взгляд искоса от своего панка и лишь виновато улыбнулся. Да, так ему и надо. Что удивительно, пока Крис бегал туда-сюда, крутился вокруг панка, убирал бритвенные принадлежности прошло не менее 30-40 минут, а Эрик как сидел неподвижно глядя в окно, так и сидел. Упрямое существо.

Крис вновь встал на колени за спиной любимого и начал мелким гребешком начёсывать ирокез и фиксировать его лаком. Спустя 20 минут интенсивной работы и один баллончик лака ирокез гордо зеленел на молчащем панке. У Криса отваливались руки, тянуло спину, а колени вообще уже не чувствовались. Тяжело дыша, юноша уткнулся лбом в плечо Эрика и обнял его, опустившись на пятки за его спиной.

- Прости меня, а. Я ужасный идиот, который не заслуживает твоей заботы. Я выкину к чертям ту картину,только прости меня. - глухо проговорил он. Сил уже не было, а надо было ещё отутюжить этого зелёного монстра.

- Ты её хоть дописал? - тихо и как-то надтреснуто произнёс Эрик, неотрывная взгляда от удивительного дерева за окном. Оно такое… чёрное… и голое… у него такие ветки… ветвистые…

- Нет, ещё нет.. Я не могу писать без тебя. С тех пор как ты ушёл, я не смог сделать ни единого мазка, - тонкие пальцы Криса вцепились в плечи и грудь Эрика. Он прижался к нему со всей силы, пытаясь слиться с ним,срастись, исчезнуть.

- Надо отутюжить ирокез, а то он не переживёт концерт, - сухо отметил Эрик. Его спина была каменной и прямой, он не хотел никак реагировать на Криса. Но в груди зарождалась какая-то маленькая радость, тихое тепло, от этих слов. Он нужен Крису. Все слова, произнесённые в истерике не стоят и ломаного гроша. Эрик почувствовал улыбку у себя на губах, но тут же её пресёк. Крису пока рано об этом знать.

- Знаю.. - грустно вздохнул Крис. - Надо к розетке переместиться. Пересядешь?

Эрик молча кивнул и, легко освободившись от рук художника, ушёл к рабочему столу, где был доступ к розетке,оставляя Крису обязанности найти утюжок для волос и продолжить работать над концертным образом панка.


***


Ребята как всегда задерживали начало концерта. Конечно Дин, барабанщик, во всём ехидно винил Эрика, ведь это именно он опоздал на спевку. Но все и так знали, что концерты никогда вовремя не начинаются, а умиротворённое состояние Эрика стоило незначительной задержки. Рик, главный в их команде и, по совместительству, электро-гитарист, после последних репетиций вообще боялся, что на концерт они останутся без басиста - слишком Эрик был подавлен и несосредоточен. И постоянно пил. Не зря он всё-таки сделал внушение всем местным барыгам-наркошам, а то была велика вероятность потерять Эрика на несколько дней.Если бы у них с Крисом не наладилось, конечно. А то, что у них всё наладилось говорили не только качественный ирокез и засос на шее, но и блаженная улыбка в глазах басиста. Таким довольным он бывает только после применения с тем сумасшедшим художником.

Сам же Эрик мечтательно настраивал свой бас, то и дело отвлекаясь на какие-то мысли. Ну как, “на какие-то”,на вполне определённые воспоминания о том, почему они опоздали, на мысли о ждущем в зале Крисе, на фантазии о предстоящем концерте. Эрик был уверен, что всё сегодня пройдёт просто замечательно, что толпа будет реветь у их ног, что громкий крик “Хой!” заполнит тишину между песнями, и что из темноты на него будут смотреть очумевшие светлые глаза его любимого мальчика.

@темы: текст, Подарочек

---

Подарок от Белки Попрыгуньи для Вкусной сосульки

[Секретная Елочка]

...которая хотела: любопытного чувака жаждущего и получающего всяческие медманипуляции, высокий рейтинг

@темы: Подарочек, Арт

---

Подарки для опоздавших детишек и заявки

[Секретная Елочка]

Привет детишкам, которые успели заказать подарки! Елочка закружилась и уже отправила ваши желания секретным дедушкам сразу, чтобы вы не мучились от нетерпения!
Исполненные заявки ждем к 30 декабря на юмыл или в ящик: [email protected]

А детишки, которые проспали все самое интересное, могут еще успеть на праздник! Ведь впереди еще Старый Новый Год, поэтому все желающие могут оставить свои заявки аж до 15 декабря!
Для этого придумайте себе маску и под логином elkaanon (пароль elka123) напишите свое желание вот здесь
Если детишек наберется от четырех, 16 декабря отошлем дедушкам вторую порцию заказов

---

Наши друзья:)

[Секретная Елочка]

---

Баннеры

[Секретная Елочка]

<a href="http://morozets.diary.ru/p211192997.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/1/4/3414080/84642766.jpg"></a>

<a href="http://morozets.diary.ru/p211192997.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/1/4/3414080/84642725.jpg"></a>

<a href="http://morozets.diary.ru/p211192997.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/1/4/3414080/84639990.jpg"></a>

запись создана: 01.12.2016 в 23:52

---

Заказы подарков под елочку!

[Секретная Елочка]

Кто хочет поскорее приготовиться к празднику, вперед! Елочка ждет ярких цветных коробок, и:

Напоминаем правила.
1. С 1 по 7 декабря включительно загадываем желание, оригинальное. То есть пишем микро-заявку ориджинала, который вы хотите прочитать к новому году.

2. Пишите вы про свои маленькие грязный фантазии в анонимном комментарии к этой записи (от логина elkaanon пароль elka123).
Придумывайте имя и оставляете заявки ориджиналов под списком "хочу". При этом пишите, что сами можете подарить другим ребятам ("могу"), жанр и рейтинг текста, стихотворение или арт.

Например

Я, Машинист Василий, хочу:
1. Нежный флафф с двойным проникновением и хэппи эндом для всех. Русреал в маленьком городке.
2. Еще хочу случайный секс в лифте панельной многоэтажки.
3. ПВП в полевых условиях на теплотрассе.
А могу:
Нарисовать рейтинговый арт.

3. Заявки принимаются с 1.12.2016 до 7.12.2016 включительно.

4. После того, как вы запостили заявку вы пишете умыл сюда или сюда, где признаетесь, что вы за "маска".

5. До 15 декабря елочка разложит подарки и отправит желания исполнителям.

6. Исполнения посылайте на [email protected]

7. Если у вас есть вопросы, пишите их сюда, а в этом посте оставляем только желания.

А теперь приступаем к порновечеринке!

---

Порновечеринка ждет тебя, маленький извращенец!

[Секретная Елочка]

Привет, ребятки, вы ждали этого, и праздник пришел!
Пора заказывать подарочки и готовиться к новогодним чудесам!
Здесь каждый сможет загадать желание и в ответ сделать кому-то приятно.



А чтобы все сложилось удобно, вот правила:

В специальном посте с 1 по 7 декабря детки наряжаются в маски и загадывают желания. Можно попросить всё-всё на свете, любой рейтинговый ориджинал с любыми тайными кинками, стих, арт, коллаж, но в ответ под ёлочку потом обязательно принеси подарочек для другого участника.

Пункт первый: Загадывание желаний.
1.1 В анонимном комментарии (от анонимного логина elkaanon пароль elka123) к специально созданному посту вы придумываете себе имя и оставляете микро-заявки ориджиналов под списком "хочу". При этом сообщаете, что сами можете подарить другим ребятам ("могу").

Например:
Я, Машинист Василий, хочу:
1. Нежный флафф с двойным проникновением и хэппи эндом для всех. Русреал в маленьком городке.
2. Еще хочу случайный секс в лифте панельной многоэтажки.
3. ПВП в полевых условиях на теплотрассе.
А могу:
Нарисовать арт с тройничком

1.2 Минимальный объем текста в подарок – 700 слов. Максимальный - не ограничен! Рейтинги и жанры в пожеланиях - тоже на любой вкус!

Пункт второй: Исполнение желаний.
2.1 Вы снимаете «маски» в умыл сообщества Порновечеринки.
Елочка зажигает гирлянды и распределяет полученные заявки по указанным "хочу" и "могу", а потом рассылает обратно.
До 15 декабря каждый из вас получит ответный умыл с заявкой, которую нужно будет исполнить в срок до 7 января.
2.2 До 7 января включительно вы отсылаете свой подарок (с указанием «маски» и заявки) на умыл сообщества или на почту [email protected]
2.3 Елочка размещает работы в сообществе (без указания авторства) с 31 декабря по 13 января.
2.4 Читатели радуются, дрочат и поздравляют друг друга!

Пункт третий, маски прочь: А 14 января в специальном посте можно снять маски и еще раз упасть друг другу в объятья!

Четвертый, внезапный: Можно выбрать свободное участие. Для этого напишите Елочке понравившуюся заявку или даже просто присылайте текст в подарок для всех.

Ну что, ребятки, начнем? По всем вопросам пишем в комментарии и идем придумывать подарочки!

Коды баннеров